Записки охотника Восточной Сибири (Черкасов) - страница 379

Молодые копалята питаются преимущественно муравьиными яйцами, которые глухарка, найдя муравейник, выгребает из кучи и подталкивает под клюв своих ребятишек. Потом они едят разных насекомых, которых уже ловят сами, а впоследствии собирают ягоды и мелкие, мягкие мочки свежей лесной поросли. Словом, копалуха с молодыми детьми чрезвычайно походит на домашнюю курицу с цыплятами.

Я всегда удивлялся способности глухарей (вообще) лететь именно в то самое место, куда полетел один, несмотря на то, что их иногда подымаешь с пола по одному и не вдруг. Спрашивается, как же он, спрятавшись от врага и будучи вспуган, иногда через долгое время летит прямо туда, куда раньше улетел кто-либо из его товарищей. В разные стороны глухари разлетаются только тогда, когда вспугнут разом целую стаю или выводок, — тогда они мгновенно вспорхнут с земли, летят по разным радиусам, как спицы из ступицы колеса, но потом все-таки уберутся друг за другом, туда же, куда отправился один из них. Впрочем, эта способность заметна у всех сродных им птиц: рябчиков, тетеревей, куропаток.

В июне месяце глухари линяют и в это время забиваются в такие дебри и трущобы, что их с трудом можно отыскать, — вот почему тогда их почти совсем не видно.

К августу линяние оканчивается и старые глухари начинают вылетать из своих вертепов на ягодники, но только рано утром и поздно вечером. В это время они крайне осторожны и пугливы. Копалухи после вывода молодых бывают чрезвычайно сухи, почему здешние охотники и говорят, что они иссиживаются на гнездах и хиреют от соболезнования по молодым копалятам, которых не только хищные звери, но и всевозможные хищные птицы истребляют в огромном количестве: даже ворон и тот ловит их себе на закуску. В 1864 году, в декабре месяце, выбирался я из розыскной партии по речке Черному Урюму. Меня окружала тайга в полном смысле этого слова на громадном пространстве от жилого места. Со мной был конюх из ссыльно-каторжных Алексей Костин, у которого была небольшая собачонка сибирской породы. Мы ехали порознь, каждый на небольших, едва сколоченных дровнишках. С трудом добравшись до места ночлега, я побежал на высокий и крутой берег, чтобы разгрести снег, приготовить табор и нарубить дров, а Костин остался на речке выпрягать лошадей и делать прорубь. Раздевшись, я уже порядочно вспотел от тяжелой работы и только хотел развести огонь, как вдруг услыхал крик своего товарища: «Барин, барин! скорей, скорей иди сюды да винтовку, винтовку с собой бери!» Не зная в чем дело и несколько оробев, я тотчас схватил винтовку и бросился на крик, но, добежав до саней, увидал, что Костин лежал на брюхе на снегу и кого-то ловил под санями, крича на собачонку, которая тоже лезла под дровни: «Цыть, цыть, паршивая! Оголодала ты, что ли, проклятая? Зараза те зараза!..» Оказалось, что под сани забилась копалуха, которую гнал филин, но видя такой сумбур, уселся тут же на берегу на сухую листвень и преуморительно заглядывал с высоты, как-то особенно вылупив свои кошачьи глаза и навострив уши. Алексей вытащил из-под дровней за крыло копалуху, которую уже порядочно потеребила за хлупь собачонка. Обрадовавшись такому случаю, я не тронул филина, как виновника нашего сытного ужина.