– Мне теперь никто не поможет, – ответила ей Дайнека и без разрешения зашагала вперед по длинному коридору.
По пути привычно заглянула в Ольгин кабинет. Увидав ее удивленное лицо, направилась дальше.
С угрюмым отчаянием Дайнека вошла в приемную Воланда и без стука открыла дверь его кабинета.
– Стойте, туда нельзя! – воскликнула секретарша.
– Оставьте, – громко сказал Воланд. – Проходите, Людмила.
– Вы мне все наврали! – выпалила она с порога.
Воланд поднялся с кресла, прошел через весь кабинет и остановился у кораблей. Обернулся:
– Вам я не врал, просто рассказал первую часть истории, но не рассказал остального. Я врал себе. Хотел обмануть судьбу. Но ее, как я вам уже говорил, не обманешь…
Дайнека не могла оторвать взгляд от его съежившейся фигуры.
– Только тогда я не знал цены, которую мне придется заплатить. Теперь я понимаю, что нет никакой разницы, кого я убил вместе с Ниной, сына своего или внука. Как не имеет значения и то, что я не хотел их убивать.
– Как же так, Владимир Николаевич…
– Когда мне позвонил Гордон, я был далеко от Москвы. Сначала даже не понял, что он говорит серьезно. И все же вернулся в город. К Нине пришел поздно, около одиннадцати. У меня был ключ от ее квартиры. До сих пор не пойму, зачем я это сделал – открыл дверь своим ключом… Наверное, в глубине души я все же ревновал ее, и мне нужна была правда. Когда открыл дверь – увидел их. Вилор обнимал ее, и она, похоже, не возражала. Я не могу передать, что испытал в тот момент. Желание убить своего сына может свести с ума любого, даже самого сильного человека… Нина будто почувствовала что-то и начала звонить матери. Я испугался, попытался вырвать у нее телефон и ударил ее, потом еще раз. Она упала, стукнувшись головой о мраморный столик. Она умерла сразу. Когда я понял это, сразу ушел. Сбежал, как последний трус, оставив сына один на один с этим. И он, мой мальчик, как мог, выгораживал меня. Теперь я это понимаю. Думаю, телефон Вилор забрал, предположив, что на нем остались мои отпечатки. Сынок…
Воланд заплакал, не стесняясь и не пряча лица.
Дайнека сделалась совсем несчастной, и у нее тоже покатились слезы.
– Знаете, – сказал Воланд, – есть одна причина, которая еще удерживает меня от того, чтобы… В общем, должен сказать, что, видимо, не смогу отдать вам шкатулку. Я сожалею.
– Она уже у меня.
– Вот как? – Воланду было неинтересно. – Так о чем это я? Ах да! Я должен работать. Прощайте, Людмила.
– До свидания, – сказала Дайнека, но уходить не торопилась.
– Идите! – приказал Воланд.
Дайнека направилась к двери. У нее появилось непреодолимое желание обернуться. Она обернулась и посмотрела на Воланда, он тоже смотрел на нее. Потом поднял руку и взмахнул ею, как будто прощаясь.