Лечение лошадиными дозами трифтизина и сеансы электрошока, от которых вскипал и разлетался на отдельные атомы мозг, казалось, принесли свои плоды. Претерпев нечеловеческие муки, Калистратов присмирел — навязчивые галлюцинации оставили его истерзанную душу, — и был благополучно выписан. Обвинять в заговоре против него врачей и вообще злом умысле нет никаких оснований. Обыкновенные запомороченные врачи, прозябающие на смехотворную зарплату. Если кто из них и помогал пациентам-наркоманам ампулой-другой морфина, то все мы люди-человеки, всем приходится крутиться. Отбросим подозрения: ни о какой карательной медицине не могло быть и речи. Во-первых, времена, какие ни есть, но другие. Впрочем, и в прежние годы Славу Калистратова, милейшего молодого человека двадцати семи лет, инженера-электронщика, причислить к диссидентам, нуждающимся в специальном лечении, мог разве что пациент той же психушки.
Вся беда в том, что в «почтовом ящике», куда Слава сумел устроиться, потеряв работу в научно-исследовательском и проектном институте азотной промышленности, ему помогли вспомнить, кем он, Вячеслав Семенович Калистратов, был в прошлой жизни. Оказалось, не кем иным, как Латоесом, стременным валашского воеводы Влада Тепеша, мужчины большой строгости, любимым развлечением которого было сажать живого человека задом на кол.
Будучи стременным, в некоторой степени лицом подневольным, Слава то есть, конечно, не Слава, а Латоес, тоже оказался причастен к кровавым злодеяниям, смутные воспоминания о которых не оставляли его бедную душу и в последующих воплощениях. Самое страшное заключалось, однако, не в этом. Влад Тепеш оказался на поверку не просто палачом-людоедом, но подлинным принцем тьмы, исчадием преисподней. Не только он сам, но и жена его Франциска, и прежние жены и слуги, включая кучера Лаци, — все, как один, были кровососами в самом прямом смысле. Славе-Латоесу лишь чудом удалось спастись от кошмарной заразы, излечиться от коей можно было разве что в адском котле. Графиня Франциска, бесстыдно домогаясь совокупления, уже пристроилась к горлу парализованного страхом и немочью молодого Латоеса, но донесшийся из подземелья истошный вопль узника, с которого сдирали кожу, заставил ее промедлить, а тут уж и верхушки елей за окнами замка позолотило готовое к восходу солнышко.
Фрайхер[4] Латоес бежал и все последующие жизни только и делал, что спасался от вампирес и суккубов. Последние, если и не пили кровь в прямом смысле, то, проникая в женском обличье в постель, высасывали мужскую сперму, а с ней и жизненную энергию. Среди них были и такие, кому и спермы не требовалось. Они, можно сказать, пожирали чужую ауру, биополе. Тем и питались, поддерживая свое призрачное существование, а ничего не подозревавшая жертва хирела день ото дня. И таких вампиров-экстрасенсов было пруд пруди. В кинотеатре, гастрономе, метро — где угодно. Человек приходит с работы усталым, не хочет есть, не может ублаготворить супругу, а все почему? Да потому, что какая-то ламия одним только взглядом отсосала у него стакан крови, в пересчете на энергию. Такое может случиться с каждым. Неприятно, но не смертельно. Калорийное питание и здоровый отдых помогут восстановить силы. Гораздо хуже приходится бедолаге, которого угораздило сочетаться законным браком с упырем. Песенка, почитай, спета.