После осмотра все получили дозволение следовать дальше. Переправа прошла благополучно, и караван стал подыматься на хребет Бум-Цзэй. Сразу же после перевала к Цыбикову подъехал начальник каравана и отозвал его в сторону.
— Я должен огорчить тебя, — сказал он, — со смертью одноглазого не умерли мои подозрения на твой счет.
Среди наших монголов прошел слух, что в бурятской общине едет ученый человек с русскими привычками. Конечно, они не знают еще, что это именно ты, но подозревают каждого бурята. Если слухи дойдут до властей в Нагчу, всей бурятской общине придется повернуть обратно.
Тайный смысл его слов был понятен: «Покамест я один подозреваю (или знаю), кто ты есть на самом деле, и, если ты не сделаешь (или не дашь) то-то и то-то, я раскрою твою тайну». Цыбиков не сомневался, что ему предложат какую-то сделку, иначе зачем было тянуть до Нагчу. Казначей давно мог донести на него пограничникам.
— Ты сам знаешь, начальник, насколько безосновательны такие подозрения. Но я согласен, что всякий дурной слух может повредить. Поэтому я полагаюсь на твою мудрость и заранее согласен со всем, что ты придумаешь. Ведь не может быть, чтобы ты не сумел найти выход из положения? Да по тебе видно, что ты уже нашел его! Говори же, господин. Осчастливь своей мудростью твоего приверженца.
— Не скрою, — сказал тот, сокрушенно разводя руками, — что я долго думал об этой новой неприятности. Думал, потому что хотел помочь такому достойному человеку, как ты. Но так ничего и не придумал, — казначей замолчал на минуту и вдруг стал говорить шепотом: — Мне кажется, есть лишь один выход. Надо вручить при моем посредничестве — меня, как ты понимаешь, хорошо знают в Нагчу — хотя бы 50 ланов серебра тамошнему хамбо. После моего доклада ты и еще кто-нибудь из бурят нанесете хамбо визит.
И тайный смысл этих слов тоже был ясен. Хитрый казначей хотел получить крупную взятку, не становясь при этом соучастником. Более того, прикарманив предназначенные для хамбо 50 ланов, он готов был даже намекнуть тому, что в караване есть человек, внушающий некоторые подозрения. Иначе зачем тогда нужен визит? Да еще вместе с поручителем! Если хамбо задержит Цыбикова, то он, казначей, здесь ни при чем; если разрешат следовать далее, то вся ответственность ложится на того же хамбо.
— Нет, господин, — сказал Цыбиков. — Твой план слишком мудрен для столь простого дела. Если уж мне надо показаться хамбо, то лучше я сам и отдам ему подарок. Кроме того, столь большая сумма может внушить хамбо подозрения, что дело здесь нечисто. Мне же нечего скрывать, господин! Вся душа моя, как на ладони. Подумай сам, господин, все подозрения на мой счет проистекают лишь оттого, что я получил некоторое образование. Но я и не думаю скрывать того, что учился в русской гимназии. Разве это так уж плохо для буддиста? Или от этого я меньше привержен к вере, хуже знаю традиции? Совсем напротив! Так не лучше ли будет, если я чистосердечно все расскажу хамбо? Про одноглазого, про нелепые слухи… Попрошу у него помощи и совета. Как ты полагаешь, господин?