— Все, папенька. Все! Это все в другой жизни. Миша умер. Моя дочь умерла, но я то ведь жива, правда. — подбородок у Юлии задрожал, она расплакалась, Деменев кинулся к ней, обнял её и прижал к себе.
— Поплачь, детка моя, поплачь, горе оно со слезами выходит…
— Миша! — Юлия плакала навзрыд, — Миша спас меня, а сам погиб!
— Я знаю, милая, знаю, — Деменев пытался погладить её по голове как ребенка.
— Он так меня любил, он жизнь за меня отдал, а я…
— Ну, ну, все, все! Ты его не любила, я знаю, так бывает, не вини себя. Сердцу ведь не прикажешь.
— Зачем он меня любил, папа, зачем! Меня нельзя любить…ты помнишь ту ведьму в Тюмени? Я вспомнила — она тогда кричала такие страшные вещи! Она прокляла меня. Теперь я буду вечной вдовой — все сбывается!
— Глупенькая моя, конечно тебя можно любить, можно и нужно, ты у меня красавица. Просто тебе нужно отдохнуть прийти в себя и…
Вошедший лакей доложил:
— Срочно просят принять начальник тюрьмы, господин Семенов и начальник тюремного госпиталя господин Юсупов.
— Вели отказать, не до приемов мне сейчас. Проси приехать в другое время. — Деменев вытирал слезы на щеках Юлии и баюкал, словно ребенка. Лакей, поклонившись, удалился. Юлия встала и пересела в кресло напротив входа.
— Как хорошо дома! Как спокойно. Всё. Больше никаких слез. — Она откинула голову на спинку кресла, — Все в прошлой жизни.
— Вот и славно. Вот и прекрасно! — Маменька налила ей чашку ароматного кофе и протянула свежую хрустящую булочку, — будем тебя откармливать, а то кожа да кости, глянуть больно, краше в гроб кладут…
В холле послышался грохот и топот. Деменев встал во весь свой богатырский рост. В комнату влетел Илья Юсупов, а за ним начальник тюрьмы. Прижав к груди шапку, последний начал извиняться:
— Прости Григорий, прости друг мой, ну не удержал я этого черта! Здоровый как бык, прислугу твою расшвырял. Не можешь сейчас принять — не серчай. Мы в другое время придем…
— Нет у нас времени, мы уж почти месяц ждем! — Юсупов выступил на середину столовой. Юлия оторвала взгляд от наката на стене. Завораживающий, мягкий, бархатный голос его тронул что-то глубоко внутри её израненного сердца. Она глядела в его глаза и понимала, — что-то происходит с ней, с её душой, что-то странное, неуловимое. Что-то необыкновенное в его внешности, голосе, манерах было едва ощутимым, влекущим к себе.
Деменев металлическим голосом спросил:
— Что Вам угодно, господа?
— Помощь, нам нужна Ваша помощь!
— Так о помощи не просят! Извольте покинуть мой дом!
В глазах Юсупова было отчаяние.
Тфу-ты, черт окаянный, Илюшка, — Семенов в сердцах швырнул оземь шапку, — все испортил! Все пропало…