Затем мать принялась обсуждать политику президента, всячески понося его, в чем не было вообще-то ничего странного, поскольку она всегда считала его глупым и опасным, но на этот раз в ее словах было особое раздражение и гнев, как будто он нанес ей личное оскорбление.
— Дайте мне провести один день в Белом доме, всего один день, — сказала она, — я бы ему прочистила мозги.
Клэр хрипло рассмеялась.
— Ну еще бы, мамочка. Из тебя выйдет превосходный мировой лидер. Мы будем в надежных руках, если ты встанешь во главе государства.
Клэр никогда так с матерью не разговаривала. Ей почти сразу же захотелось забрать эти слова назад, такими они были грубыми и злыми. Но, взглянув на мать, она поняла, что та не слышала этих слов. Даже если кто-то не замечает, что ты злорадствуешь, это не означает, что ты этого не делаешь. Клэр решила, что это даже хуже: будто обижаешь маленького ребенка. «Следует быть осторожной, — подумала Клэр, — иначе я могу стать очень плохим человеком».
В школе, сидя за своим столом, Клэр достала блокнот и написала прописными буквами: «П.О.Д.У.М.А.Е.Ш.Ь.». Если ты ни на что не обращаешь внимания, ты не можешь превратиться в жестокого человека. Затем она перевернула страницу и на чистом листе начала составлять список имен: мисс Хэвишэм, тетя Спондж и тетя Спайкер, мисс Мин-чин, Урия Гип, Волдеморт, Спейп. Люди, которые позволили жизни превратить их в злючек, которых все ненавидели. Люди, какими никто не хотел бы стать.
Клэр никогда не составляла список потерянных «вещей». Если бы у нее хватило мужества для составления такого списка, она наверняка включила бы туда не все. Она бы сосредоточилась на ежедневных, мелких потерях, но это скорее всего сузило бы список до определения «Потерянные вещи, о которых я не знала, что они у меня есть». В начале стояло бы слово «молчание». Или, вернее, не молчание, а тишина, в которую она, ее мама, ее дом и все в нем были погружены теперь каждую ночь. Как только она выросла из колыбельных, сама тишина стала ее колыбельной.
В ее новой жизни ночь превратилась во время, когда нужно было прислушиваться, лежать без сна или в полусне, ожидая грохота сковородок, хлопанья дверями, музыки, скрипа половиц, когда кто-то ходил по той части дома, где ей нечего было делать. «Подумаешь» ночью не срабатывало. Ночью для Клэр, лишенной тишины, все имело значение.
Однажды ночью, примерно через неделю после того, как Клэр обедала одна в ресторане, она проснулась от какого-то звука, сразу не поняв, действительно ли она слышала что-нибудь, но уже точно зная, что в доме находится посторонний человек. Клэр вяло сползла с постели, прошла в коридор, затем вернулась, чтобы взять телефон. Если этот человек опасен, она сможет позвонить в полицию; помимо всего прочего, ей необходимо было держать знакомый предмет в руке — так ей было не совсем одиноко.