Вдруг он поднял голову и сказал, как будто чувствуя, что у нее на уме:
— Я покажу тебе план нашего осеннего сева. Площадь озимых сильно возрастает, и этот план надо выполнить как можно быстрее и лучше, чтобы достойно отметить твой праздник.
«Ну, если так, — подумала Мира, — об отъезде и не заикнешься. Где уж там? Разве что попросить Давида отпустить меня хоть на несколько дней — погостить, помочь дочери как-нибудь устроить ребенка. Да, но на днях сев уже начнется. А может, Сима сама приедет, я ее попрошу. Да разве она послушается? Ведь ей нельзя бросать работу, да еще в такую пору. Как же тут быть? — с отчаянием думала она. — Вот беда-то!»
Мира вернулась домой, так и не решившись поговорить с Давидом об отъезде, и сразу же села писать дочери. Да, она понимает — нелегко дочке работать с ребенком на руках. Но пусть Сима как-нибудь устроится — мать приехать к ней не может. Пусть дочка вспомнит свое детство. В поселке не было детского сада. А ведь матери как-то справлялись. Они собирали всех детей в один дом и дежурили по очереди, присматривая за ребятами.
«Да, так-то, доченька, — писала она Симе, — так ты росла и вот выросла же, да такой, что, как говорится, дай бог, чтоб твой ребенок вырос не хуже».
Но Мира не успела закончить письмо, ей принесли телеграмму: «Вовка захворал, приезжай».
Взволнованная, вне себя от тревоги, несколько раз подряд прочитала она эти тревожные слова.
«А вдруг дочка обманывает меня, чтобы я скорее собралась в дорогу?» — подумала было Мира, но тут же отбросила эту мысль; она вспомнила, что Симелэ, даже когда была маленькой, никогда ей не лгала, а теперь и подавно не стала бы: ведь она понимает, как такая телеграмма взволнует и огорчит мать. И Мира решила не колебаться больше и тут же выехать. Она быстро оделась и побежала в правление.
— Стряслось что-нибудь? — спросил Давид, вглядываясь в ее бледное, расстроенное лицо.
Мира положила телеграмму на стол и волнуясь сказала:
— От дочки. Раз уж она вызывает меня по телеграфу — значит, ребенок по-настоящему болен. Кто знает, кто знает, как там сейчас.
Давид ответил не сразу. Он долго вертел в руках телеграмму, как будто рассматривал ее со всех сторон. Наконец сказал нерешительно:
— Надо бы дать встречную телеграмму и узнать поподробней, что там происходит… Может, все не так уже страшно… Ведь путь-то не близкий, поди доберись… А может, ребенок уже и выздоравливает.
Но Мира не поддалась ни на какие уговоры.
— Я не маленькая, сама все понимаю. Ни на час не могу и не хочу здесь задерживаться, — решительно заявила она.