Неужто она пала столь низко, что видит надежду на спасение даже в Видаре? Да, так и есть…
Великанша склонилась вперед так, что ее жуткое, грубое, точно камень, почти неразличимое во мраке лицо заслонило собою все остальное.
– С Видаром? Может, и сумеете, – пророкотала Альгреста. – Кто знает, что вы там задумали на пару с этим пауком. Но привести тебя назад велел не он. А королева.
Собор Святого Павла, Лондон,
7 апреля 1590 г.
В 1586-м здесь, в роскошном склепе собора Святого Павла, был похоронен сэр Филип Сидни, покойный муж дочери сэра Фрэнсиса Уолсингема.
Сегодня склеп был открыт вновь, дабы принять тело самого сэра Фрэнсиса.
Прощальная церемония не отличалась пышностью. Главный секретарь королевы умер, не оставив после себя ничего, кроме долгов, и в завещании, найденном в потайном шкафу в его доме на Ситинг-лейн, требовал не тратиться на похороны. Его и хоронили-то ночью, чтобы не привлекать внимания кредиторов.
Таким образом, дело обошлось без людной процессии, без караула в парадных мундирах и даже без присутствия королевы. Да, с Уолсингемом она нередко ссорилась, но в конечном счете оба весьма уважали друг друга, и Елизавета непременно пришла бы попрощаться с ним, если бы только могла.
Девен стоял у гроба рядом с Билом и прочими, знакомыми не столь близко – Эдвардом Кэри, Уильямом Додингтоном, Николасом Фаунтом; чуть в стороне от них застыли бледные, убитые горем Урсула Уолсингем и ее дочь Франсес… Что и говорить, собрание было невелико.
Звучный, напевный голос священника омывал Девена волнами и уносился прочь, исчезал, затихал под высокими готическими сводами собора. Спустя недолгое время тело было помещено в склеп, а склеп – вновь затворен.
Тело… Не раз и не два Девен видел смерть, но никогда еще ему не бывало столь трудно связать в уме живого человека с безжизненной плотью, оставленной им на земле.
Он просто не мог поверить, что Уолсингем мертв.
Священник произнес благословение, скорбящие один за другим потянулись к выходу, и только Девен словно бы врос в землю, не сводя глаз с резного камня склепа.
«Господин секретарь, господин секретарь, – в унынии думал он. – Что же мне теперь делать?»
О небеса, зачем вы ночь создали?
Ведь днем свершился б этот грех едва ли.
Томас Кид.
«Испанская трагедия»[23]
Пляс их затейлив: в танце они то сходятся вместе, то расходятся вновь, юбки и длинные рукава покачиваются в контрапункт их шагам. Но его уши не слышат ни музыки, ни их веселого смеха. В его мире царит безмолвие. На его взгляд, все вокруг – призраки: танцуют они под землей, а значит, в царстве мертвых, а мертвые не имеют голоса и не способны говорить. Помнится, Эней поил духов кровью, и Одиссей – тоже, но здесь подобных героев нет, стало быть, нет и крови, чтоб вновь пробудить к жизни голоса умерших.