Дураков пошел провожать Сергея.
— Похоже, задал я вам новой работенки, — чуть ли не извиняясь, сказал ротмистру Сапогов, когда они спускались по лестнице в штабной вестибюль.
— Мы за этим паном с лета пятнадцатого года охотимся, — пояснил ротмистр. — Но уж больно ловок, черт! Когда командующий армией генерал Каледин узнает, что за нашими окопами такой «профессор» от разведки разгуливает, неминуемо разразится гроза.
Однако выехать в Петербург на следующий день Сергей не смог. Видимо, из-за долгих скитаний и волнений последних дней у него стали кровоточить недавние раны на правой ноге. Также открылся сильный горловой кашель. Врачи в госпитале объяснили, что это типичные последствия пережитой пациентом газовой атаки.
Одним словом, Сергей опять оказался на больничной койке и провалялся на ней еще полторы недели.
В день выписки забирать Сапогова снова приехал ротмистр Дураков. После пережитых ими вместе опасностей и трудностей они перешли на «ты» и обращались другу к другу по именам.
— До твоего поезда еще есть время, Серж, — сказал Николай Дураков. — Давай заскочим на часок к нам в отдел. Там сейчас собрался ареопаг[8] наших вождей. У них есть к тебе кое-какие вопросы.
На этот раз разговор происходил не в кабинете полковника Гарина. В сопровождении Дуракова Сергей поднялся на третий этаж. Они прошли в конец длинного чистого коридора; не останавливаясь, проследовали сквозь большую светлую секретарскую. Ротмистр на ходу деловито бросил оторвавшемуся от печатной машинки адъютанту:
— Нас ждут.
Дураков проводил Сапогова до дверей, но сам остался в приемной. И вот Сергей стоит на пороге громадного кабинета. Перед ним за большим круглым столом расположились в удобных креслах четверо мужчин. Трое с погонами полковников и подполковников и один генерал. Разговор меж ними, похоже, шел серьезный, но спокойный. Позы собеседников были достаточно расслабленными, они сидели, откинувшись на спинки своих кресел. Это был действительно ареопаг — собрание примерно равных друг другу высокопоставленных стратегов.
Когда Сергей вошел, разговор прервался. На него посмотрели оценивающе. Сергею это было неприятно, ибо он чувствовал себя беговой лошадью, на которую принимаются ставки…
— А вот и человек, о котором я вам говорил, господа!
Полковник Гарин с улыбкой поднялся навстречу Сергею и представил его своим собеседникам:
— Господа, рекомендую: сын заслуженного жандармского офицера, фронтовик, доброволец чести (слово «вольноопределяющийся» Гарин не употребил, чтобы не подчеркивать невысокий служебный статус Сергея. Однако и назвать 37-летнего мужчину «юнкером» было неудобно. Поэтому-то он и сымпровизировал, придумав благозвучную формулировку «доброволец чести»).