— Вы ведь можете подтвердить, что он ошивался возле нашего купе?
— Ничего такого я не видел, — не пожелал лжесвидетельствовать сосед миллионера и произнес, оглядываясь на присутствующих: — Впрочем, теперь ваше дело в шляпе. На месте этого несчастного я бы повесился, ибо свора нанятых вами адвокатов все равно повесит на него всех собак.
Никто не попытался вступиться за австрийца. Во-первых, своим нападением на женщину он поставил себя вне законов морали. А во-вторых, сам его статус военнопленного, иными словами, человека, лишенного почти всех юридических прав, делал его незавидным объектом для защиты. Даже взявший на себя роль представителя закона доктор лишь с сожалением смотрел, как здоровенный купчина вытрясает нужные ему показания из худосочного австрийца. Беглый пленный был так бледен, что даже крупные веснушки не были заметны на его еще недавно рябом лице. Однако этот парень прекрасно понимал, что если возьмет на себя еще одно убийство, то уж точно не избежит расстрельной стенки или виселицы. Поэтому он держался из последних сил, отказываясь брать на себя ответственность за смерть журналиста.
Его упорство разозлило Ретондова. Рассвирепевший фабрикант затащил свою жертву в дальний закуток в задней части вагона, чтобы разобраться с ним без свидетелей. Оттуда стали доноситься звуки, похожие на удары. Периодически они сопровождались сдавленными вскриками…
Примерно через полчаса, усталый, но довольный, Ретондов вышел из закутка и сообщил, что проклятый австриец сознался, что это он подложил пистолет журналисту. Таким образом, с фабриканта полностью были сняты все подозрения. Он принял душ и переоделся. А через несколько часов поезд прибыл на небольшую станцию, где в вагон вошли жандармы. Они опросили всех пассажиров по поводу произошедшего убийства. Ретондов тоже ответил на вопросы «стражей порядка», но не в качестве одного из подозреваемых, а как свидетель. Злоумышленник был установлен, и помог добиться от него признательных показаний именно он. Жандармский капитан даже пожал фабриканту на прощание руку. Однако главную улику — записку, из-за которой Медников пустил себе пулю в лоб, полицейские так и не нашли, хотя с большим усердием обшарили весь вагон.
Последними вагон покинули санитары, которые пронесли по коридору носилки, на которых лежало накрытое с головой простыней тело несчастного репортера. Стоя в проходе, пассажиры через оконное стекло наблюдали, как, едва освещенные льющимся на них из вагона светом, мужички в застиранных медицинских халатах привычно закинули носилки в кузов крытого фургона, чтобы отвезти его в морг ближайшей больницы.