Сначала с ним говорили, но он не собирался отвечать на вопросы, потому что знал, что это бессмысленно. За все, что он совершил, он будет нести ответ там, за горизонтом земной жизни.
Потом Камран оказался на земле, и окружавшие его единоверцы уже ни о чем не спрашивали, только выкрикивали проклятия.
Над головой нависало злое, жгучее ярко-красное солнце, но кругом почему-то было темно. Руки и ноги сковала неподвижность. То, что осталось от его я, сосредоточилось в черепной коробке, будто в черном чреве. Камран не знал, понимают ли это люди, в чьи руки он попал; он испытывал облегчение от того, что больше не слышит их и не видит. Сердце то и дело останавливалось, а потом начинало стучать, но все слабее и реже. В душе не осталось ничего — ни страха, ни веры, ни сожаления, ни сил, — только капля надежды, похожая на росинку на стебле травы, росинку, чье появление не несет в себе никакого смысла; чьего исчезновения никто не заметит.
В то же самое время Асмик плакала и смеялась, обнимая Тиграна. Он пришел к ней словно с того света, но он был настоящим, живым. Никто никогда не испытывал такого счастья, как она, и никто не ведал такого горя, потому что плата за это счастье была слишком жестокой.
— Ты не погиб, ты со мной! — повторяла женщина.
— Да, мама!
— А Сусанна?
— Она жива. Сусанна осталась в семье дяди Вардана. Вот только, — мальчик прикусил губу, — их угнали арабы.
— Куда?!
— Не знаю. Приказали всем собрать вещи и куда-то повели. А я убежал — к тебе.
— Откуда ты знал, что я жива?
— Я в это верил, — просто сказал Тигран и спросил: — Тот человек, которого я встретил на лугу, когда шел к тебе, кто он? Он так на меня посмотрел…
Лицо Асмик было залито слезами.
— Тигран… это твой отец.
— Расскажи о нем! — попросил мальчик.
— Прости… Потом. Сейчас… я не могу.
При мысли о том, что случилось с Камраном, при воспоминании о добром и умном взгляде его темных глаз у Асмик замирало сердце. Этот человек любил ее глубоко, бескорыстно, терпеливо и нежно; отчего она не стремилась проникнуть в тайную жизнь его души? Почему не была счастлива тем, что в любой миг могла положить голову ему на грудь и услышать, как бьется его сильное, смелое и благородное сердце?
Ответ был ясен: потому что ее постигло ни с чем несравнимое горе. Но не только поэтому. Потому что она всегда считала их любовь в большей степени преступной, нежели чудесной, суровым проклятием, а не спасительным Божьим даром.
Вернувшиеся из разведки мужчины доложили Асету, что арабы отправились на запад, к берегам Зайенде-Руд и что, к сожалению, их слишком много.