— Завтра приступим к выполнению задачи.
— Разрешите взять у вас карту. Я должен инструктировать штурмана.
— Нет, — отрезал Житков. — Корабль поведу я сам.
Это решение удивило офицера, но Житков предупредил готовый сорваться у него вопрос:
— Задание очень серьезное. Я лично отвечаю за него от начала до конца.
— Каждому из наших людей, я, не колеблясь, доверил бы не только любое задание, но и собственную жизнь, — заметил офицер.
— Речь идет сейчас не столько о моей или вашей жизни, сколько о выполнении задания. Такой ответ я предпочел бы услышать от своего офицера.
Помощник покраснел. Житков отпустил его молчаливым кивком головы.
Едва успели затихнуть шаги капитан-лейтенанта, как в дверь осторожно постучали. Это был Мейнеш с ужином на подносе. Он молча поставил кушанья на стол и исчез. Потом так же молча убрал посуду. Он действовал, как самый исполнительный буфетчик.
Перед тем как Житков лег спать, к нему снова зашел Мейнеш. Вполголоса, но настойчиво он спросил:
— Мне очень важно знать: что с капитаном?
— То, что и должно быть…
Мейнеш испытующе посмотрел на Житкова.
— Должен ли я понять вас так, что капитан… в руках русских?
После секунды колебания Житков ответил на вопрос вопросом:
— А если… так?
Мейнеш покачал головой.
— Это было бы очень печально. — И решительно заключил: — Грубая ошибка!
— Как вы сказали?
— На вашем месте я бы предоставил ему возможность бежать.
— Вы понимаете, что говорите? — рассердился Житков.
Но Мейнеш оставался очень спокоен и все так же, вполголоса, но твердо повторил:
— Пусть лучше ему дадут бежать. — И тоном, уже совсем не подобающим простому буфетчику, добавил: — Хорошенько подумайте. Хорошенько!
С этим он и ушел. И сколько Житков ни раздумывал над истинным, как ему начинало казаться, скрытым смыслом слов Мейнеша, он не мог их понять. Так ни до чего и не додумавшись, он лег спать, приказав не будить себя иначе, как по тревоге. Радист получил распоряжение в любое время доставлять Житкову все шифрованные сообщения.
Найденов пришел в себя от нестерпимого жара, опаляющего голову. Горела меховая одежда, тлел сбившийся на сторону шлем. Он сорвал его и стал бить по горящей одежде рукавицами. Это плохо помогало. Тогда он сообразил, что рядом есть более действенное средство — вода. Волны ударяли в остатки самолета. Найденов окунулся в ледяную воду. Огонь больше не угрожал ему.
Левая плоскость, где был расположен бак, который успели залить бензином, оказалась оторванной взрывом от центроплана и отброшенной далеко в сторону. Фюзеляж и другая плоскость продолжали держаться на воде благодаря пустым бакам — центральному и правому крыльевому. Большая часть кабины уже наполнилась водой, хвост погрузился. Найденов надеялся, что некоторое время остатки машины еще продержатся на поверхности моря. Но какой ему от этого прок, он и сам не знал. По-видимому, человек уж так устроен, что во всякой оттяжке конца, даже явно бесцельной, он склонен видеть благо.