— Домой?.. Вы останетесь пока здесь, в портовом госпитале Тихой.
Майлс рванулся было с койки, но тут же со стоном упал обратно.
— Нет, нет, — слезливо забормотал он, — все, что хотите, только не это. Я боюсь русских!
— Пока вы больны, вас подержат в госпитале. Потом, когда выздоровеете, то отлично сможете побывать на двух-трех из приходящих сюда английских и американских судов и оставить им на память еще несколько банок моего фарша.
— Ни за что! Ни за что на свете! Я не притронусь больше к вашим жестянкам.
Бэр, не слушая, говорил свое:
— Через два дня вы должны быть на ногах. Если «Мария» примет пеньку, то вы сможете, даже не ожидая бункеровки, положить банки в грузовые трюмы. По два-три снаряда в каждый трюм — совершенно достаточно.
В каюте наступило молчание. Негромко хныкал штурман, делая вид, будто корчится от боли в животе.
С палубы доносился шум, сопутствующий приготовлениям к погрузочным операциям. Машинисты проверяли лязгающие шестернями лебедки, скрипели стрелы, шуршали по палубе расправляемые сетки.
Бэр небрежно кивнул Майлсу и покинул каюту. Поднявшись по главному трапу, он осторожно выглянул на верхнюю палубу. Стрелы приняли уже первые партии груза, и русские грузчики спускали их в трюмы английским матросам. Этот товар не касался Бэра. Русские поставщики дадут своего человека для его сопровождения и сдачи в английском порту.
Прислонившись к притолоке полуотворенной двери, с сигарой в зубах и со скрещенными на груди руками, мистер Бэр наблюдал происходящее. Его внимание привлекали не механизмы, наполнявшие шумом палубу, не тугие тюки советской пеньки, — суперкарго пристально вглядывался в лица грузчиков.
Вот взор Бэра задержался на коренастом, необыкновенно плотном человеке с окладистой бородой. Увидев его, суперкарго притворил дверь, быстро перешел на противоположный борт, обогнул надстройку и приблизился к люку, в который сбрасывали хлопок. С видом праздного наблюдателя он подошел к бригадиру, считавшему тюки, и протянул ему пачку сигарет.
— Угощайтесь, пожалуйста, — сказал он довольно чисто по-русски.
— Не палим.
Старый грузчик подвел к трюму сеть, наполненную тюками.
— Отмечай, бригадир, — прохрипел он простуженным басом.
Суперкарго обернулся к грузчику:
— Закурите?
— «Верблюда» вашего? — спросил грузчик. — Что ж, «верблюд» — тоже папироса. Возьму, но не иначе, как в обмен на наши, советские. — Он вытащил из кармана запечатанную пачку «Беломора».
— О, русские папиросы! — И тонкие пальцы Бэра жадно схватили пачку.
Через минуту, небрежно насвистывая, Бэр вошел к себе в каюту. Но как только он переступил ее порог и затворил за собой дверь, от его непринужденности не осталось и следа. Он высыпал на стол полученные от грузчика папиросы и принялся внимательно исследовать их. Лезвием безопасной бритвы он осторожно срезал папиросную бумагу с каждой гильзы, и через несколько минут перед ним лежали двадцать пять тщательно расправленных, прижатых прессом кусочков прозрачной бумаги. Разложив их в определенном, одному ему понятном порядке, он вооружился лупой. Предметом его изучения были едва заметные водяные знаки на папиросной бумаге. Потом, скомкав бумажки, он бросил их в пепельницу и поджег. Туда же попали картонные мундштуки и упаковка.