– А у меня есть выбор? – хмыкнул я. – Только вот родителям какую-нибудь убедительную легенду придумать надо, поскольку разработка секретная.
– Все уже сделано, – грустно улыбнулся Александр и, подойдя к щитку напротив моего лица, чем-то щелкнул. – И, кстати, этот комплекс интенсивной терапии уже сейчас тебя к заморозке готовит. Так что спи, Игорь… Увидимся в будущем.
«Не соврал, шпион недоделанный, – подумал я, проваливаясь в темноту после легкого жужжания, сопровождающегося уколом в висок. – Не знаю, как допрашивать, а усыплять эта машинерия умеет здорово».
Против ожидания, полное забвение не наступило. Какие-то тени окружали меня со всех сторон, спрашивали, переспрашивали, заставляли вспоминать всю прошедшую жизнь едва ли не по секундам. Они непрестанно уточняли некоторые детали, им по какой-то причине очень и очень любопытные. Я уже начал подозревать, что действительно умер и попал в загробный мир, но почему-то странные, нечеткие и расплывающиеся собеседники, увидеть которых не получалось, активно протестовали против высказывания мною подобных догадок и снова вели свои расспросы. Вот же заразы любопытные попались, даже сдохнуть спокойно не дадут! Но потом, в один прекрасный момент, они ушли, оставив после себя лишь пустоту и почему-то аромат коньяка. А когда и он пропал, пришла боль.
Болело все. Казалось, по телу снует сразу сотня мелких тараканов с очень острыми лапками, которыми они немилосердно царапают мою многострадальную тушку. Каждая жилочка дрожала от попеременно накатывающих обжигающе горячих и столь же обжигающе ледяных волн. Плюс почему-то не работало зрение, хотя веки, кажется, были подняты. Но уши исправно доносили до мозга обрывки каких-то странных фраз, вроде и русских, но с ускользающим смыслом и интонацией. А в нос били запахи, наводящие на мысли о разлившейся коллекции химикатов.
– Ой, е! – то ли вслух, то ли про себя простонал я, чувствуя, что умираю. – Вашу мать, айболиты, вам чего, наркоза жалко? Ведь загнется подопытный кролик перед заморозкой!
Кажется, моя речь достигла адресатов. Невидимые врачи чего-то залопотали, кто-то, кажется, с грузинским акцентом, отчетливо помянул чью-то мать. Волны холода и жары прекратились. А вот еле чувствуемые уколы по телу заметно усилились. Э… а как я их чувствую? Если верить Александру, я не должен ничего чувствовать, пока позвоночник не починят. Стоп! Я уже в будущем? Оттаиваю?!
И тут меня ударили. Больно. Куда-то в район сердца. Сознание снова померкло.
«Ну и бред же мне приснился», – подумал я, проснувшись и рассматривая потолок. Незнакомый. Ребристый. Слегка светящийся.