Фелькерзам, надо отдать ему должное, на следующий же день целое письмо с извинениями прислал, но лично явиться не посмел. А ну как мои казачки и правда действительного статского советника с крыльца спустят? Вот где позор-то!
Но, как в той хорошей песне поется: «Мы их в дверь – они в окно». Хитрый дипломат, хоть его никто и не приглашал, явился в обществе прокурора. Дескать, посчитал его присутствие на обсуждении вопросов, связанных с переселением, вполне уместным.
А я не стал спорить. И ссориться не хотелось. Легко мог его понять. Вспоминаю, как же плохо мне было в его ненаглядных столицах, как хотелось домой, в Сибирь. Как бесила каждая проволочка. В памяти еще не поблекло то, как здорово этот барон мне в Барнауле помог, и была надежда, что он осознавал простую связь между скорейшей организацией массового переселения датчан и датой своего возвращения в «цивилизацию».
С юридической же точки зрения сложности были и у иностранных граждан, и у наших крестьян. С одной стороны, как я уже, наверное, не раз говорил, указ Министерства государственных имуществ от 20 апреля 1843 года «Об организации переселения крестьян в связи с освоением Сибири» так никто и не отменял. С другой – в новом, напечатанном и разосланном еще в прошлом, 1864 году, но вступившем в силу с 1865 года кодексе законов и уложений Российской империи прямо значилось, что крестьянин не имеет права без получения разрешения земского старосты и полицейского начальника оставить свой надел и двинуть за счастьем за Урал. Такие самовольные путешественники приравнивались к бродягам и могли в случае, если станут упрямиться, однажды оказаться и на каторге.
Поэтому царский манифест о дозволении вольного переселения на Урал, в Западную Сибирь и на Алтай, очень ждали не только мы с графом Строгановым, но и, как ни странно, горные начальники. По сведениям жандармов, на кабинетских землях скопилось уже более десяти тысяч человек, пришедших из России. Их и выслать не было никакой возможности, и на землю поселить права не имели. Пока же все эти люди бродили по деревням, попрошайничали, пробовали батрачить, а иногда наверняка и приворовывали. Некоторые, те, что посмекалистее, самовольно распахивали куски целины в глухих местах, отстраивались, да и жили себе, не задумываясь о налогах и рекрутской повинности.
Думается мне, таких поселений по моей губернии и горному округу много больше, чем представляется чиновникам. По-хорошему бы отправить казачков с опытными следопытами, учинить дознание и сыскать этих самостийных новых сибиряков. Ну не может же такого быть, чтобы люди целыми деревнями сидели в глухой тайге и не выходили хотя бы в церковь. Значит, и найти их можно. Только зачем? Чтобы, согласно букве закона, выпроводить их обратно на запад? Или чтобы помочь им хоть как-то? Так в моем положении, когда каждый человек на счету, выгонять – глупо, а помогать – опасно. Это я людей, сумевших прошагать четыре тысячи верст, преодолеть все преграды и препоны, не попасться полиции, найти подходящее место и обустроиться, настоящими героями считаю. А другому они – просто повод выслужиться или на мою репутацию тень бросить.