Но стоило покрепче прикусить оберег, и все прошло, только на зубы словно плеснули ледяной колодезной водой. Старшина зашипел от боли и скривился.
— Умный, — насмешливо сказал Ефимов. Дверь за спиной у старшины лязгнула, хрустнула петлями, затворилась с тяжелым кованым стуком.
— Умный… — повторил колдун странным высоким голосом. — Потому и пришел, что умный. Родню, значит, прислали. Тоже умные. Родню мои сторожа плохо чуют. Да ты садись, садись. Чего в зубах зажал, боишься?
— Береженого Бог бережет, — в ответ усмехнулся Степан, — а говорить надо «присаживайся», а то примета плохая, — и почувствовал на миг, как Никанор растерянно дрогнул. Но колдун тут же оправился, снова навис над столом, расправив широкие плечи.
— Ты зачем пришел, Степан Нефедов?
— Уговаривать тебя буду. Пряниками угощать. — Степан потер шрам на лице, собираясь с мыслями. — Только не знаю, с чего начать.
— Поздно меня уговаривать. Я уже давно себя уговорил.
— Чем же тебя таким сладким твои теперешние хозяева подманили, что ты на них работать пошел? А, Никанор?
— Ты, Степан, хоть мужик по виду и стреляный, а щенок. Думай, что говоришь. Нет у меня хозяев.
— Ну как же нет, — Нефедов засмеялся, — когда вон они, тут недалеко фронт сдержать пытаются? Плохо выходит, правда, ну да с твоей помощью может и провозятся еще…
— Нет у меня хозяев! — повысил голос Никанор Ефимов, и тут Степан увидел, как дверь в боковую комнату чуть приоткрылась. За ней мелькнула светлая детская головка — не поймешь, мальчик или девочка. Тут же послышался испуганный женский шепот, дверь захлопнулась. Колдун перехватил взгляд старшины, ощерил крупные желтые зубы.
— Углядел? Ну и ладно. Теперь детей ращу, будут мне опорой на старости лет, и никакая ваша власть не помешает…
— Опорой на старости лет? — Нефедов положил ладонь на гладко оструганную доску стола, несколько раз глубоко вдохнул, стараясь успокоиться. — Сука ты, Никанор. Кто немцам сеть помог сплести? Паутину развесил над районом кто? Наших кто в эту паутину запутал? К стенке бы тебя, да только вот эта власть, на которую ты шипишь, поручила мне передать, что все грехи тебе спишутся, если нам поможешь.
— Помогу? Ефимов задрал бороду, рассмеялся в потолок. Потом снова впился в Нефедова глазами:
— Хватит, поговорили, земляк… Сейчас ты шелковым станешь. А там, глядишь, за тобой и приедут. …….!
Слова, которое произнес Никанор, старшина не услышал — гулко зазвенело в ушах, прикушенные обереги взорвались холодом, выбрасывая ледяные стрелы прямо в мозг. Несколько досок в полу выстрелили гвоздями вверх, отскочили, и оттуда рванулись вверх узловатые шипастые корни, оплетая ноги старшины. Но еще быстрее чем корни, Нефедов рванулся вверх, и отростки захлестнулись вокруг пустых расшнурованных ботинок, а Степан грохнулся коленями на стол, сжимая в каждой руке по деревянному колышку. Прямо перед глазами он увидел белое лицо колдуна и пляшущие в черных ямах глазниц багровые искры. Ефимов завыл, раскинув руки — и туда, в эти длинные ладони старшина вогнал колышки, выворачивая чужие руки в суставах, прибивая к столу. Дерево вошло в дерево, как в масло, и загорелось, выбросив вверх два длинных языка ослепительного пламени, которое поползло вверх по коже Никанора.