Дома и стены помогают. И даже баня.
Веник был хорош.
Степан еще раз вдохнул березовый дух, примерился, взмахнул вязанкой прутьев, точно саблей.
— Эх, благодать! — сказал громко, и расстегнул верхнюю пуговицу на гимнастерке, покрутил головой от удовольствия.
— Товарищ старшина, баня готова! — раздалось издалека. Скрипнула калитка, из огорода степенно вышел сержант Файзулла Якупов. Достал трубочку, закурил, заулыбался белозубо, приглаживая щетку черных усиков и сощурив узкие глаза.
— Чего смеешься, Татарин? — Степан Нефедов перебросил веник из руки в руку, качнулся влево-вправо, будто в ножевом поединке, неуловимо-быстро перетек вплотную к Якупову.
— Якши! — засмеялся сержант. — Быстрый ты, шибко быстрый. В баню пора!
— Нет еще, — Нефедов прошел мимо него в огород, пробираясь сквозь разросшийся бурьян по тропинке. — В первый пар нам нельзя.
— Почему? — удивился Якупов, даже вынул трубку изо рта.
— Банник, Хозяин, пусть попарится всласть. Столько лет эту баню как следует не топили, сейчас он злой как собака. Пойдешь в первый пар — угоришь или обваришься, точно. Сейчас пойду, веничек ему запарю. А уж потом и мы…
— Такой большой, Степан… — хмыкнул Татарин.
— … а в сказки верю? — закончил за него старшина. Сунул веник под мышку и потопал к бане, не оборачиваясь.
Возле вросшей в землю, сложенной из толстенных бревен бани, почерневшей от времени, двое кололи дрова. Женька Ясин, из нового пополнения, сняв пропотевший тельник, играл колуном, с маху раскалывал здоровенные чурбаки. Парень был мускулистым, широкоплечим, так что, глядя на него, Нефедов вспомнил Чугая, который погиб под Ельней.
— Ванька поздоровее был, — сказал он вслух и вздохнул. Маленький сухощавый Сашка Конюхов, который на лету подхватывал поленья, точно пули свистевшие из-под колуна, покосился на него.
— Ты чего, командир? — и ловко, не глядя, выхватил из воздуха очередное сосновое полено.
— Да так, — сумрачно отозвался Степан и зашел в баню.
Уже в предбаннике шибануло приятным жаром, с примесью хвойного духа. Мужики постарались, разогрели как надо. Степан снял ботинки и толстые вязаные носки, потоптался на скрипучих досках, разминая босые ступни, потом открыл еще одну дверь и забрался в парилку, щурясь от почти нестерпимой жары…
Быстро набрав кипятку в новенькую шайку, умело сработанную тем же Конюховым, Степан положил в него веник, поглядел, как сухие листья начинают набухать и расправляться. Встал посреди парилки, уважительно поклонился на четыре стороны.
— Здравствуй, хозяин! — негромко проговорил, глядя как в щелях каменки бьется пламя, — помоги чистоту навести, грязь, болезни свести… А мы тебя уважим за это первым парком.