— Говори, — равнодушно сказал старшина, присев на стол. Наталья вдруг рванулась с табурета, ударилась обо что-то невидимое и зашипела. В этом не было ничего человеческого — словно смертельно ядовитая змея металась перед человеком, не в силах покинуть круг. Нефедов молча курил. Когда связистка снова затихла и с каменным лицом уставилась в пол перед собой, он аккуратно задавил окурок в пепельнице и встал.
— Ты — суккуб, — сказал он. Это не было вопросом, и ответа не последовало. Да Степану он был и не нужен.
— Я думал, вас таких давно не осталось. Ошибка вышла, значит. Долго разговаривать мне с тобой не о чем. Выбора у тебя два. Или рассказываешь все, что знаешь, называешь всех, с кем связана: позывные, время выхода в эфир — и тогда отправляешься в тыл под защитой моих Охотников. Волос с головы не упадет, обещаю. Или вариант второй — ты расскажешь все, что знаешь. Но уже не сама, а принудительно. Принудить я тебя сумею, опять же обещаю. Потому что ты не женщина, да и вообще не человек. И работать, значит, с тобой можно не по-человечески. Ясно?
— Да кто ты такой?! — крикнул вдруг суккуб и расхохотался. — Ты что, думаешь, что напугал меня? Чем ты хочешь меня убить, человек? Пулей? Ножом? Сейчас я пока питаюсь страхом этих идиотов. Они делают меня сильнее. К сожалению, один из них оказался чуть поумнее остальных.
— Это точно, — кивнул головой старшина, скучающе осматриваясь по сторонам, — поумнее.
— Ничего, — оскалилась Наталья, — я все равно выйду из вашего круга. И тогда…
— И тогда ты в него снова войдешь и будешь сидеть там столько, сколько я скажу, — медленно оборвал ее Степан. — Или там же умрешь. Ты вообще знаешь, кто я такой?
Суккуб снова зашипел — яростно, оскалив удлиняющиеся на глазах клыки. И тут старшина Нефедов метнулся к ней, размываясь в полете, на ходу достав словно бы из ниоткуда длинный черный клинок. Он пересек черту, неуловимым движением повернулся и приставил нож к горлу существа.
— А! А-а! А-а-а!!
Мучительный крик, перерастающий в страшный визг, заполнил все помещение. Суккуб выл и судорожно дергался всем телом, не в силах пошевелиться. На лбу у него злым светом наливалась медная пластинка амулета, словно бы вросшего в кожу. Черное лезвие, прижатое к шее, медленно багровело. Потом Степан поднес нож к лицу Натальи.
— Знаешь, кто я? — голос его был по-прежнему спокоен.
— Н-нет! — содрогаясь, прохрипела она, пытаясь откинуть голову назад.
— Нет? Точно? А помнишь Суу-Л'ира, — спросил старшина, глядя в черные глаза без белков, — твоего брата? Помнишь, я вижу… Еще бы, он же, как и ты, работал на немцев. Только в нашем тылу. Красивый такой летчик-капитан, грудь в медалях. Человеческое имя, понятное дело, было у него другое. Все жены большого начальства от него с ума сходили. Помнишь?