— Ох и влип я однажды в историю! В плен попал… к тигру. В плену у тигра был. М-да-а. Красиво звучит! Вот и голова такая красивая стала. Белая. Седой как лунь. Ведь сорока еще нет! Врагу не пожелаешь. А ты спрашиваешь: «Почему седой?»
— М-да-а. Вот потому и седой. Думал, что только во времена великого путешественника Пржевальского тигры среди бела дня собак таскали, лошадей-коров давили, да людей не боялись. Ан — нет. Тигр есть тигр и тигром останется. Всегда так было и будет. Точно!
— Да не-е. Не на дерево загнал. Не-е. Это слишком просто. Тут извращение в высшей степени и-зы-скан-ней-ше-е. Можно так сказать? Во-от. И-зы-скан-ней-ше-е из-вра-ще-ни-е. Поиздевался-а-а!
— Да как? А вот так! Послушай, может, пригодится…
* * *
Приехал как-то я к своему охотничьему зимовью. Часа в четыре — ещё солнце светило. На ЗИЛ-157. Знаешь такую машину? Во-от. «Колуном» его называют за простоту, надежность, проходимость и неповоротливость. Выгрузил продукты, капканы. На неделю же приехал. Растопил печь, завел мотопилу, напилил дров. Альта — собачка моя — лаечка восточносибирская, соболятница-кабанятница, убежала от шума да дыма проверить свои владения. Да… Напилил-наколол дров на неделю, приготовил ужин. Нарезал хлеба, заварил чаю, налил в миску супа, разделся, сел за стол, взял ложку и… тут-то всё и началось.
В дверь ударило что-то мягкое, зацарапало, заскулило.
— Альта, ты чего?
Только приоткрыл двери, та — как мышь — шмыг и под нары забилась. Поня-ятно: тигр в гости пожаловал. Это ж никакой охоты не станет — так и будет то сзади, то спереди, то сбоку над душой ходить, пока собаку не выцапает.
Взял карабин, вышел на крыльцо да разрядил всю обойму в кусты вокруг. «Ну вот, — говорю, — Альта, иди в свою конуру — ушло твое пугало». Выгнал собаку, налил ей супца в мисочку. Зарядил и поставил карабин возле двери. Только сел за стол и в руку ложку взял — опять в дверь — стук, скулеж, царапанье.
Вот, гад! В зимовье её запустить? — Не годится в тепле промысловой собаке томиться. Да и будет всю ночь тигр об углы тереться, да снегом скрипеть. Стрельбы не боится. Так уже было у моего друга. Не выспишься.
А посажу-ка я её в кабину! Взял собаку на руки — брыкается, рвётся: никогда на руках не бывала. И понёс к машине. Машина в 20 метрах от зимовья.
Ты понимаешь, какой тигр наглый?! Только дверцу машины открыл, а он — вот он — идет прямиком из-за зимовья. Здоровенный! Ещё не стемнело, силуэт хорошо видно.
Куда деваться? — Я в машину! Хлопнул дверцей, сижу и матерюсь. На себя, на собаку, на тигра. Матерюсь, а он… идё-о-от! Подошёл к машине, обошёл вокруг — и под кабину заглядывает — щель ищет, паскуда! Собака ни жива ни мертва и, вроде, не дышит. К ногам прижалась, только вздрагивает иногда при шорохе. А он, подлюка, прыг — на капот, когтями скребёт — капот-то скользкий. Мордой в стекло потыкался: хорошо, что стёкла покрыты изморозью, ничего ему сквозь них не видно — и на крышу кабины полез. Как крыша жестяная хрустнула и прогнулась, так мне совсем нехорошо стало. Всё, конец, думаю.