Не буду думать о том, зачем мне хотят помешать — кто-то знает, что я ищу здесь китайского поэта-шпиона? Или ничего такого не знает, а просто ошибается, думая, что я занята чем-то другим, опасным для него?
Потом. Все потом.
У меня не было ни одного дождя с Элистером. Если бы мы провели день в постели, слушая дождь, что-то у нас пошло бы по-другому.
Что чувствуют звери, утыкаясь друг другу но сами в мокрые свалявшиеся шкуры? Кажется, я знаю это. У нас не было дождя, но какие-то доли мгновения — носом в теплую кожу — они были. Год и восемь месяцев назад, на острове Пенанг, на пляже Танджун Бунга. Когда мы были друг для друга самыми удивительными существами в мире.
Где он, помогла ли я сделать его жизнь лучше? Сохранил ли он белый — ну, с прозеленью — домик в Калькутте, пришла ли к нему тихая, передающаяся трепетным шепотом в клубах слава великого шпиона? Или — не получилось ничего великого, просто жизнь, такая, как у меня?
Любовь — если даже просто улыбаешься ребенку — как эта вода с неба. Она может потом подниматься невидимым туманом среди листьев и лиан, становиться облаками, дождем, рекой, морем, неважно. Важно, что она остается в нашем мире навсегда.
— Тони, я тут размышляла, — говорит Магда в один из своих задумчивых моментов, — может ли девушка в моем положении сделать, как кое-кто выражается, нескромное предложение ветерану китайских войн? Я вдруг как-то застеснялась того, что мы регулярно соединяемся в грехе. Хотя, кстати, могли бы это делать еще регулярнее. Что же касается греха, ты, собственно, бываешь ли в церкви? А если бываешь — то зачем? И, главное, в которой?
Тони, совсем в этот момент не похожий на полковника или даже майора, в ответ страшно смущается (потом выясняется, что в Америке он был женат, отчего и сбежал в Китай, а сейчас не знает, разведен он или нет — все-таки прошло почти двадцать лет). И Тони начинает нести всяческий, по обыкновению, неостановимый бред, предлагая Магде заключить с ним брак по китайскому обычаю.
Который и описывает с большим удовольствием.
Свадьба настоящих, традиционных китайцев — не в белой вуали, а вся красная: невеста в красном платье и в красном паланкине переезжает в дом жениха с лицом, закрытым красной вуалью. Губы ее — в красной помаде (тут Магда немедленно начинает смотреться в зеркало и делать самокритичные замечания).
Далее же, со вкусом продолжает Тони, по прибытии в дом девушке положено причитать и называть мужа «волосатым насекомым», «алчным, ленивым, курящим табак псом». (Тони демонстративно зажигает сигаретку и выпускает дым к потолку.)