- Ну-ка глянь, Труфан Федорович.
И посадник нагнулся с ключом над шкатулкой. Звякнул замок, со звоном открылась крышка; кипарисовый ларчик внутри был разделен перегородкой пополам и оклеен атласным шелком. В одной половине ларчика хозяин держал драгоценности, а в другой хранились документы.
- Вот... - Боярин вынул из шкатулки пергаментный свиток.
На пожелтевшей от времени коже Амосов увидел чертеж Ладожской крепости. Он с любопытством принялся разглядывать линии и надписи, густо покрывавшие пергамент:
- Смотри-ка, стены башни сколь толсты, - хвалился посадник. - Пороками1 их ввек не возьмешь. Вот хода потаенные: один под Волховом с Тайничной башни идет, а этот тайник в земляной город с Климентовской. Тут колодцы тайные, а здесь погреба... Вот и рассуди, Труфан Федорович, разве свеям такой город взять!
1 Порок - старинное название тарана, всякого стенобитного орудия.
- Об этом и думки у меня нет, чтоб свей город взяли, - спокойно ответил Амосов, свертывая пергамент.
- То-то, Труфан Федорович, не взять свеям Ладогу!.. - Посадник положил обратно в ларец чертеж, прикрыл крышку и обратился к Амосову. - Я, Труфан Федорович, часто тебя в непогодушку вспоминаю. Жизнь ведь у тебя вся на море прошла. Жалко небось потерянные годы?
- Снова жизнь начинать - на море пошел бы! - твердо ответил Амосов. - Мне сроду в морском ходу любо.
- Так-то так, да ты, Труфан Федорович, все в нехоженые земли уплываешь, за тридевять морей да за льды ходячие. А кому нужны труды твои да тяготы несказанные? Разве ближе промыслу нет?
Труфан Федорович встрепенулся, глаза его сверкнули задорно, по-молодому.
- Расскажу тебе я, Никита Афанасьевич, притчу одну про кормщика-новгородца Ивана Гостева-сына. С моим отцом в одно время плавал, брательниками были.
Амосов откашлялся, расправляя усы.
- Вот слушай. По слову Великого Новгорода ходили промысловые суда в дальние концы Студеного моря-океана1.
Кормщик Иван Гостев-сын правил свои лодьи дальше всех, и достиг он Нехоженой Земли. Этот берег он полюбил и в губе поставил избу. А урочная ловецкая пора отойдет, и Гостевы лодьи правят обратный путь.
Сдаст Гостев товар Великому Новгороду, помолится в соборной Софийской божнице, и опять побежали лодьи в край Студеного моря, в Гостево становище.
Сорок лет ходил Иван Гостев своим неизменным путем в дальний берег. И тут пало ему на сердце сомнение: "Зачем хожу в этот удаленный берег? Кому нужны несчетные версты моих походов? Найду берег поближе, будет путь покороче".
В смятении стоит Иван Гостев у кормила лодейного. В парусах свистит шелоник2. Рядами и грядами набегает морская волна. И видит Иван Гостев: чудная жена, одетая в багряни-цу, стоит у середовой мачты3 и что-то считает вслух, и счет свой вписывает в золотую книгу.