По лестнице простучали каблучки. Хавьер не успел сорвать крылья с плеч. Дверь распахнулась, на пороге – Фелисидад. В руке у нее резиновый песик, смешная игрушка.
– Даниэль!
Увидела крылатого Хавьера и застыла.
Хавьер задрожал всем лицом. Развел руками. Беззубо, глупо улыбался.
– А я хотел… сюрприз…
– Хавьерито! Я никому не скажу!
Подбежала слишком близко, тормошила. Обнимала за плечи одной рукой. Пальцами другой нажимала на пузо резинового песика, и песик попискивал.
– Правда не скажешь?
– Правда. Какие хорошенькие! Купил?
– Сам сшил. У Лусии нитки украл!
– Ух, молодец!
Взяла песика в зубы. Обеими руками мяла марлю, глядела на просвет. Смуглое лицо, россыпь смоляных пружинных волос просвечивали сквозь белую призрачную сеть.
«Она не знает главного. Я ангел. И она ангел. Мы оба ангелы. Я сошью вторую пару крыльев. Для нее. И мы оба улетим».
Взял в руки, отогнул одно крыло. Приложил марлю к лицу. Так, через марлю, придвинул лицо к Фелисидад. Она не отшатнулась. Просто засмеялась. Красиво смеялась!
И ему стало очень больно.
Хотел порвать марлю. Пальцы скрючились. Прогрызли в марле дырки, как мыши. Фелисидад выплюнула песика, игрушка упала на пол, и шлепнула Хавьера по рукам горячей ладонью.
– Эй! Не порть сюрприз! Это мои крылья! Это мне подарок!
– Правильно, – раскрыл рот, и глаза круглые. – Твои! А как узнала?
– Почувствовала!
– А песика мне принесла?
– Нет. Даниэлю!
Фелисидад вертелась перед ним, хохотала над ним, завлекала, соблазняла, утекала черным ручьем. Всем телом говорила ему: да я не для тебя, юрод, дурачок со свалки.
«И правда. Кто я такой? Приживал несчастный. А она, она дочь хозяина. Ей найдут хорошего жениха. Достойного. А я, я недостоин».
– Где Даниэль?
– Пако пошел с ним в зоопарк. Даниэль хотел поглядеть на носорога.
Фелисидад хотела убежать. Хавьер поймал ее за руку. Крепко пожал – и в страхе выпустил.
– Эй! Ты мне руку искалечил!
Дула на пальцы, рукой трясла. Каблуком притопывала.
– Ну, извини. Больше не буду.
Встал перед ней на колени. Марлевые крылья смешно тряслись, будто он плакал, и спина корчилась и тряслась в рыданьях.
Фелисидад положила руку ему на голову. «Как королева, а я слуга», – подумал он благоговейно.
Так, стоя на коленях, он и спросил ее:
– Хочешь, я расскажу тебе, как ты умрешь?
– Эй! – крикнула Фелисидад. – Замолчи!
Хавьер и не думал молчать. Слова текли из него, как сок из разрезанной агавы.
– Ты умрешь в родах. Ты родишь живого, хорошенького мальчика, а сама…
– Заткнись!
Она испугалась по-настоящему.
– Не от меня, жалко.
– Дурак!
Ее рука замахнулась. Пощечина умерла в воздухе.