— Я не знал, что вы так влюблены в природу!
— Она воодушевляет меня!
— О, молодость, наивная молодость, прелестная молодость!
Две синие бабочки, тесно слившись, кружились в солнечном луче, осыпавшем их блестками.
— Вечный и верховный закон природы, великий закон, властвующий над жизнью и управляющий ею! — воскликнул профессор.
Она остановилась перед стволом, через который надо было перешагнуть и, повернувшись к нему, спросила, смеясь:
— Вы не допускаете, профессор, что можно уклониться от этого закона?
Он помог ей влезть на ствол и возразил:
— Я констатирую, но не допускаю.
— Вы н-е д-о-п-у-с-к-а-е-т-е, — повторила она с деланным возмущением: — но, ведь, вы первый пожертвовали любовью ради науки.
Взобравшись на мшистое дерево, задорно скрестив руки, выпрямив стройные плечи, с живым улыбающимся лицом, обрамленным упрямыми прядями волос, она своим женственным видом давала наглядное опровержение той враждебной и презрительной манере, с которой она говорила о любви. Подавляя свое волнение, он шутливо ответил:
— Если б мой возраст давал на это право, я позавидовал бы тому, кто сорвет тот прекрасный плод, который представляете собой вы, молодая ученая!
Она легко соскочила со ствола и внезапно остановилась, заметив жест Жюльена Мутэ, приглашавший сохранить молчание.
Джунгли внезапно заканчивались нагромождением скал. С того места, где остановились Жюльен и негритянки, можно было видеть луг, полого спускающийся к берегу. В нескольких шагах от трех хижин, теснившихся возле осыпавшейся скалы, старый негр чистил колосья маиса, придавая своему телу ритмичное качание из стороны в сторону. С его губ срывалось в такт качанию какое-то прерывистое журчание. Животные окружили кольцом отшельника. Алинь насчитала десять обезьян, грациозных созданий с белыми лицами, сидевших на земле перед кучей шелухи от бананов, остатков пышного пиршества. Птицы с черным и золотым оперением, из которых одна садилась иногда на плечо старику, наслаждались зернами маиса. Два агути, грызуны величиной с кошку, перебегали от хижины к хижине и получали потешные пощечины от обезьян, когда подходили обнюхивать собравшуюся возле них шелуху. Целая стая изумрудно-зеленых игуанов, ящериц длиною в метр, кишела рядом с обезьянами, которых не трогало такое соседство.
— Не правда ли, и в цирке столько не увидишь? — прошептал Зоммервиль на ухо Алинь.
— Как это трогательно! — сказала она серьезным тоном.
— Он вот так кормит своими крохами всех жителей леса. В общем, он и работает и сеет только для того, чтобы их прокормить. Последние два года я стал отправлять ему провизию, а до этого, если ему хотелось поесть мяса, он со слезами просил разрешения у кого-нибудь из своих питомцев перерезать ему горло.