— Гм! — было слышно, как Савинков раскуривает папиросу.
Дутову показалось, что он почти наяву видит знаменитого анархиста, видит и его желчную улыбку, и синий дымок над папиросой. — Вы же прекрасно и без моих рассказов понимаете, что могло случиться.
— Понимаю.
— Тогда зачем спрашиваете?
— Затем, что совет Союза казачьих войск усматривает в отказе министра-председателя недоверие, — голос Дутова сделался сухим, каким-то скрипучим, незнакомым, — а раз это так, то мы снимаем с себя всякую ответственность за дальнейшее развитие событий.
— Как хотите, так и поступайте, — равнодушно произнес Савинков, — меня это уже не касается. Я вышел из состава правительства. — и он повесил трубку.
Это была новость! Некоторое время Дутов сидел оглушенный, отказываясь верить в то, что услышал, вяло постукивая пальцами по столу, потом позвал к себе Караулова. Следом — Аникеева.
Оба явились невыспавшиеся, с одутловатыми красными глазами, Дутов вкратце рассказал им, что произошло, затем выругался матом.
— Это — по-казачьи, — усмехнулся Караулов.
— По-нашенски, — поправил его Дутов и, в назидательном жесте подняв указательный палец, сказал: — Наше решение о снятии всякой ответственности надо оформить бумагой, документально, — он потыкал пальцем в воздух.
Так и сделали. Бумагу отправили к Керенскому. Тридцать первого августа Керенский вызвал Дутова в Зимний дворец. Дутов схватился руками за поясницу, изогнулся подбито и заохал жалобно:
— Ох, проклятый ревматизм! Совсем доконал, зараза. Все свое здоровье оставил в окопах… О-ох!
В кабинет Дутова примчался войсковой старшина Греков:
— Что?
— Плохо. О-ох!
Греков и поехал вместо Дутова к министру-председателю.
Керенский, взвинченный, с влажными опухшими глазами, нервно ходил по кабинету, хрустел пальцами, подергивал шеей, — в его организме словно все разладилось, потеряло прежнюю прочность, вид у Александра Федоровича был расстроенный. Увидев Грекова, он остановился, глянул колюче и спросил хриплым надсаженным голосом:
— Откуда, товарищ?
Керенский считал себя последовательным демократом, знал слово «товарищ» и умел им владеть.
— Из Союза казачьих войск, — ответил Греков.
— А где Дутов?
— Заболел.
Керенский все понял, усмехнулся пренебрежительно. Уголки его губ задергались.
— Ну-ну! — Керенский, сунул руки за спину, похрустел там пальцами, произнес еще раз с прежней обидной усмешкой: — Ну-ну!
Голос его наполнился силой, стал звучным. Греков поспешно щелкнул каблуками.
— Союз казачьих войск должен осудить генералов Корнилова и Каледина! — Керенский резко взмахнул кулаком, рассек воздух. — Корнилов — изменник, Каледин — мятежник.