— Кто?
— Откройте, милиция, — без зазрения совести соврал я.
— И чего вам надо? — от услышанного женский голос вовсе не стал мягче.
— Каминский Лев Самуэльевич здесь проживает?
— Ну, предположим.
— Вот его нам и надо.
— А его-то и нету! — мадам за дверью, очевидно, решила этой фразой закончить разговор, поскольку изнутри послышалось шарканье, весьма похожее на звук удаляющихся по линолеуму шлепанцев, но я вновь вдавил кнопку.
— Ну, что? — еще более недовольно поинтересовался голос через пару-тройку секунд.
— Дверь откройте, гражданка! — потребовал я.
— Ага, счас. У вас прав таких нет — врываться посреди ночи в дом.
— А мы и не врываемся, — возразил я. — У нас ордер на арест вашего мужа, и если вы не откроете дверь, то будете проходить, как соучастница, да еще и статью за укрывательство заработаете.
— Ладно.
Замок заскрежетал, и я вытащил из-за пояса пистолет. Ну ее на хрен, баба она, судя по нашей небольшой беседе, умная, в случае чего, и сковородкой по голове огреет, не постесняется — сразу, как только раскусит, что я к милиции примерно то же отношение имею, что и к балету. На морду я натянул тряпочку — ту самую, в которой был на молококомбинате. И с запоздалым удивлением подумал, что даже не вспомнил о ней на Твердокаменном. Вот уж действительно — судьба. Хотя… Я ж там борщом угощался. Так что тряпочку так или иначе пришлось бы снять.
Едва дверь приоткрылась, я просунул в образовавшийся проем ногу и продемонстрировал жене Камены пистолет. Та ошарашено вытаращила глаза и спорола совершенную глупость:
— Ты же сказал, что милиция.
— А я обманул, — признался я и, втолкнув ее в прихожую, добавил: — Не стой здесь. Прохладно.
— Чего надо? — спросила она, когда я протиснулся следом за ней в коридор и закрыл за собой дверь.
Я оглядел ее. Старовата, конечно, но еще ничего, держится. Впрочем, с бабками мужа это, наверное, не трудно. А то, что старовата — так это не ее вина. Когда Камена ее в жены брал, она, наверное, хоть куда была. Но годы, годы… И теперь стареющего магната потянуло на свеженину, а супруга осталась выполнять роль хранительницы очага и — отчасти — сварливой домработницы.
— Мужа твоего хотелось бы увидеть, я уже говорил, — сказал я.
— Удивил, — хмыкнула она. — Мне бы тоже хотелось его увидеть. Да он же, падла такая, вторую неделю дома не появляется. Шастает, небось, тварь, по своим потаскушкам, и даже не знает, что сын ногу сломал. Ну, погоди, появится — голову разобью.
— Что, правда дома не живет? — удивился я.
— Не живет, — кивнула она. — На работу пыталась дозвониться, так секретутка не соединяет — говорит, то совещание, то ушел куда-то, то еще что.