— Он самый.
— Крутил бы свою сгущенку, чего лезет куда попало? — недовольно пробурчал дедушка Будильник. — Тут и так жизни никакой нет, еще он со своими процентами привязался. Я вот что, ребятки, думаю: что-то делать обязательно надо.
Глубокая мысль. Дедушка Будильник прожил долгую жизнь и умеет мыслить глобально. Что-то делать надо обязательно. Но вот что именно — даже он не сказал.
— Так что, нам ему теперь по пять процентов отстегивать придется? — спросил, как самый непонятливый, Габриян.
— Послушай, Мишок, а почему ты сказал, что он тебя сегодня даже больше, чем те пять процентов хочет? — задал Литовец свой второй умный вопрос.
— А потому что я ему на хвост соли насыпал. Всю игру испортил. Линию атаки взял, да и перепоганил. Буквально лучших игроков выбил.
— Как это? — не понял Ян.
— А вот так. У него теперь, почитай, хороших исполнителей и не осталось. Те, что на тебя или на меня нападали — это не профессионалы, а так себе, подделка. Причем грубая.
— А те, что на Четырехглазого напали — тоже подделка?
— Нет. Те настоящие. Вот их-то я и угробил.
Наступило молчание. Хочешь, не хочешь, а приходилось признать, что я славно поработал. Тишину разорвал дверной звонок. Любава вздрогнула и выскочила из кухни.
— И что теперь Камена? — спросил наконец Генаха.
— Хрен его знает, — я пожал плечами. — Всю ночь его сегодня искал, так и не нашел. Где шлендрает?
— Не боишься? — снова спросил Кавалерист.
— Чего? — не понял я.
— Один на один с ним сойтись. Он-то, я думаю, не один все-таки будет.
— Ночью не боялся, — сказал я. — Потому что он не знал о том, что я делаю, и не успел бы приготовиться. А теперь вроде как и надо бояться, поскольку можно и самому на тот свет угодить. Только не боится что-то. Устал, наверное.
— А ти всегда дурак бил, — похвалил меня Рамс.
— Спасибо.
— Нэт, пиравда.
— В общем, ребятушки, я так думаю, — сказал Дедушка Будильник. — Надо и нам к процессу подключиться, а то Мишок, скотина, эгоист проклятый, все удовольствие один поимеет. Нехорошо.
— Конечно, подключимся, — буркнул Генаха.
— Это даже не обсуждается, — поддержал его Литовец.
Вернулась Любава. Встала в дверях, обвела нас мутноватым взглядом:
— Ну что, мужики, машина приехала. Давайте гроб вниз вынесем, у подъезда попрощаемся.
Я, Рамс, Генаха и Литовец поднялись и пошли в зал. Странно, но мое право нести ящик уже никто не оспаривал. Стало быть, признали. Мы взяли тяжелую домовину за ручки и понесли.
Спускаться было невысоко — четвертый этаж, к тому же гроб был сделан, прости, Господи, со вкусом, так что выносить его было достаточно удобно. И мы справились.