– Но волчица, стоящая на задних лапах… Это ведь мог быть демон, посланный ввести меня в заблуждение. И посеять раздор в клане.
Полтар кивнул, словно размышляя над сказанным.
– Хороший довод. Но у демонов нет сил действовать наперекор явной воле Небожителей. Если демон и впрямь вытащил тебя в мир снов и говорил с тобой, значит, он действовал с благословения Небесного Дома.
Тут Полтар вспомнил, что однажды сказал отец в минуту слабости, когда они весенней ночью вместе бдили. Предыдущей зимой мать Полтара скончалась от огневицы, и с ее уходом Олган изменился так сильно, что молодой Полтар никак не мог этого понять.
«Простые люди, Полтар, различают богов и демонов, но говорить так – признак невежества. Когда некие силы действуют согласно нашей воле, мы поклоняемся им, как богам; когда они мешают нам и разочаровывают, мы ненавидим и страшимся их словно демонов. Это одни и те же создания, одни и те же нелюди с извращенными помыслами. Путь шамана – путь переговоров, и только. Мы ведем беседу с высшими силами, чтобы они приносили нам больше выгоды, чем вреда. Больше мы ничего не можем сделать».
Затем, бросив виноватый взгляд на небеса, он быстро прибавил: «Никому про это не говори. Мужчины не готовы услышать эту правду – хотя иногда я думаю, что с женщинами все наоборот. Порой я думаю…»
Тут он снова погрузился в мрачные мысли, уставившись в огонь и слушая, как над степью шумит ветер. Больше они на эту тему не говорили.
– Ты правда думаешь, – неуверенно проговорил Эргунд, – что Небесный Дом теперь настроен против моего брата?
Полтар осторожно уселся. Наклонился вперед. Тихо спросил:
– Ты сам что думаешь, Эргунд? Что тебе подсказывает совесть?
– Я… Грела говорит… – Эргунд уставился на свои руки, и внезапно его лицо посуровело. – Да ну на хрен! Он больше не ведет себя, как подобает вождю. По пути сюда я встретился с этой шлюхой, Сулой – она опять шла к нему в юрту. Ей сколько, пятнадцать? Чем ему заниматься с девчонкой?
– Чтобы это понять, не нужен шаман, – сухо заметил Полтар.
Эргунд, похоже, его не услышал.
– И ведь это не может длиться долго. Будет как с той сучкой-полукровкой из воронаков, охмурившей его в прошлом году. Через пару месяцев надоест, и он ее бросит. Если будет ребенок, пустит в ход свои привилегии вождя и выцарапает для мальца долю в клановом стаде, а сам перейдет к следующей дряни с большими сиськами, которая будет строить ему глазки за праздничным столом.
Он замолчал и будто взял себя в руки. Встал и начал ходить по нише из угла в угол. Рубанул воздух ладонью.
– Послушай, если Эгару охота просрать собственную жизнь, я ему перечить не стану. Каждый ставит юрту там, где хочется – а потом в ней приходится жить. Я не гребаный жрец с юга, чтобы давать наставления, как яйца чесать. Но дело не только в Эгаре и том, как он живет. Я хочу сказать, Жирная ночь, ради Уранна, – обряд. Он должен быть с людьми, на виду и стать для них примером. Должен показать малышне, как мазать лицо жиром, чтобы уберечься от холода. Проверить маски. А он…