Джирал отпустил их по домам вскоре после полуночи. Он, похоже, убедил самого себя, что все возможные меры приняты и, что еще важнее, его власть над советниками не ослабела, по сравнению с тем, что было до происшествия в Хангсете. Он выпроводил их кивком, с минимальными церемониями. Файлех Ракан исчез в недрах дворца, не сказав ни слова сверх необходимого вежливого прощания, и Арчет подошла к передним воротам с Махмалем Шантой.
– Вроде все не так уж плохо, – заметил морской инженер, когда они вышли наружу.
Советница императора не поняла, скрыта ли в его словах тонкая ирония. Кринзанц годился для многих вещей, но чуткости не добавлял. Завуалированные нюансы человеческих отношений, как правило, шли коту под хвост. Она пожала плечами и зевнула, окинула взглядом окрестности в поисках чьих-нибудь настырных приспешников – обычные меры предосторожности, до того въевшиеся, что почти превратились в инстинкт.
– Джирал не глуп, – сказала она. – Император понимает, что это нужно уничтожить в зародыше. Если пойдут слухи, что Империя не может защитить собственные порты, южной торговли грозит кризис.
– И наши друзья из северных городов, в коих так силен состязательный дух, с радостью этим воспользуются.
– А ты как бы поступил на их месте?
Тут наступил черед Шанты машинально окинуть взглядом окрестности.
– То, как я поступил бы, моя госпожа, – неподходящая тема для разговора в такой обстановке. Возможно, в другой раз, за кофе, на борту моей баржи?
– Возможно.
– Ты говорила о Кормчих всерьез? Они действительно отнесутся к случившемуся в контексте войны?
– Откуда мне знать? – Теперь она чувствовала усталость, несмотря на отголоски заемной бодрости. Поле зрения мутнело, в глазах скрипел песок. – Тот, в сухом доке, которого я пыталась допросить на прошлой неделе, так же разговорчив, как демлашаранский мистик в середине поста. И смысла в его речах не больше.
У ворот пришлось ждать, поеживаясь от холода, пока рабы приведут из конюшни коня Арчет и вызовут карету для Шанты. Она натянула перчатки и подавила легкий озноб. В этом году зима пришла рановато. Будет здорово вернуться домой, стянуть испачканную дорожную одежду и встать босиком на подогретом полу, в уютном тепле своих покоев. Позволить остаткам крина перегореть; отдаться сну. Вдоль идущей зигзагом подъездной дороги, вымощенной кириатами, горели тусклые фонари, соблазнительно озаряя путь вниз, от погруженной во тьму громадины дворца к Ихельтетскому ковру огней у подножия. Скопление похожих на светлячки городских огней простиралось широко, во все стороны, и лишь по центру его рассекала темная рука эстуария. Присмотревшись, Арчет разглядела бульвар Невыразимой Божественности, освещенный двумя рядами фонарей и прямой, как клинок, который уложили поверх хаотичного переплетения остальных улиц. Он казался очень близким, только руку протяни.