– Это злое место, – пробормотал как-то седой капрал, и Арчет услышала.
Что ж, в каком-то смысле так оно и было, и напрашивался вывод, что зло проистекает от того, чем тут занимались двенды в древнем мифическом городе, либо во время недавнего вторжения в мир. Но Арчет никак не могла выкинуть из головы мысль, что ощущение зла исходит от оружия как такового, что в нем тлеет остаток ужасной силы – на самом острие, похороненном в трясине, – и эта сила поднимается над окружающим болотом, как древний призрак в черном гниющем саване.
Она так долго не сомневалась в кириатской цивилизации и моральном превосходстве, которое поднимало ее и весь ее народ над жестокой трясиной человеческого мира. Теперь ей вспомнились моменты мрачной задумчивости, настигавшие отца и Грашгала, их малопонятные размышления о прошлом и сущности кириатов. Арчет спросила себя: а если они жили с этим знанием об оружии, способном уничтожать целые города, и скрыли его от нее, потому что им было стыдно?
«Эти гребаные люди, Арчиди, – сказал ей Грашгал и содрогнулся. – Если мы останемся, они будут втягивать нас в каждую грязную стычку и приграничный спор, какие изобретут их слепая жадность и страх. Они превратят нас в то, чем мы никогда не были».
Но, Арчиди, если подлинная причина отвращения в его голосе была иной? Что если на самом деле Грашгал боялся, как бы гребаные люди не заставили кириатов снова стать тем, чем они были очень-очень давно?
Она не хотела об этом думать. Похоронила эту мысль под повседневными задачами: прибраться, создать новые гарнизоны в Бексанаре, Прандергале и полудюжине других стратегически важных деревнях вокруг болота. Если двенды решили вернуться, она должна обеспечить Империи шанс отразить их натиск мощным ударом. На данный момент это все, что имеет значение.
Однако от новых знаний не избавиться.
Даже здесь и сейчас, в залитом солнцем саду в Прандергале, огромный шпиль из черного железа громоздился на задворках ее разума, как он торчал в болоте, и Арчет знала: его не вытащить. Она вдруг поняла, глядя на медленно заживающее лицо Рингила и зашитую рану, от которой неизбежно останется шрам, что не его одного встреча с двендами изувечила навсегда.
Он заметил ее взгляд и широко улыбнулся, совсем как в былые времена.
– Пиво допивать будешь? Выйдешь помахать на прощание?
* * *
И вот они все отправились к началу дороги, чтобы попрощаться. Арчет подарила Рингилу и Шерин отличных ихельтетских лошадей из военных конюшен. Кажется, в глазах молодой женщины сверкнуло подобие интереса, когда она увидела животное и поняла, что может оставить его себе. Это был совсем маленький сдвиг, что-то вроде первой капли тающего по весне льда, но Арчет приободрилась и решила, что все идет как надо.