Суд, как и полагал Ратша, был недолог. Харатон, вожди и старейшины племен сначала заслушали Ругила и его воев, потом воев, бывших с Мундцуком. Не обошли они вниманием и Ратшу, постаравшегося свою роль в этом деле несколько сгладить и стушевать. Что, впрочем, не помешало волхву-русу заметить, как недобро блеснули черными молниями раскосые очи Харатона, восседавшего на этот раз не на вороном коне, а на деревянном троне, сплошь покрытом золотом и серебром. И не только у него. Многие гунны желали бы видеть Ратшу рядом с Кастером, а не с Ругилом. Слушать же виновных ни Харатон, ни вожди и старейшины уже не пожелали, ибо пришли к единому мнению, что Кастер и люди его брата Савира виновны.
— Смерть ему, — небрежно махнул дланью Харатон.
— Смерть! — подтвердили вожди и старейшины, в том числе и из племен угров. — Смерть!
— Смерть его людям, — поиграв перстами, сплошь унизанными золотыми перстнями с разными драгоценными каменьями-лалами, с ленцой обронил Харатон.
Великий хан настолько пресытился жизнью и властью, что даже предстоящая казнь осужденных, казалось, уже мало его волновала. Не вызывала ни любопытства, ни радости мщения, ни внутреннего удовлетворения, ни торжества справедливости.
— Смерть! — повторили вожди племен.
Сказано — сделано.
Не прошло и полдня, не успел лучезарный Световит перенести свой горящий золотом щит на вторую сторону небосклона, как Кастер и люди Савира были казнены. И не только казнены, в чем сомневаться не приходилось Но уже из вываренного в медном казане черепа Кастера мастер-гунн, улыбаясь рысьими глазами и сопя от усердия, готовил кубок для ханского застолья.
Гунны, как и скифы до них, не только из черепов инородцев, но и из черепов родственников, ставших однажды врагами, мастерили кубки, покрывая их сырой кожей и отделывая золотом либо серебром — это, как позволял достаток. Вот и череп Кастера стал важным объектом для очередного кубка хану Харатону.
«Врагов казнили, теперь как бы не добрались и до друзей, — отправляясь после суда и расправы над уграми к себе в стан с воями-русами, с тревогой на сердце подумал Ратша. — Вон как сверкали очи хана и его ближайших советников, когда я слово молвил. Ужас! Добра ждать не приходится… Ох, не приходится».
И точно, не успел он добраться до родного очага, пообщаться со старейшинами рода, полюбиться с красавицей-женой, столько дней жаждавшей встречи с ним, как от Ругила на взмыленном коне прибыл тайный гонец.
«Бежать надо, — через гонца наказывал Ругил. — Родственники супруги Мундцука крови твоей жаждут и главы. И хан им в том, несмотря на мое заступничество, благоволил».