— Тятя, там какая-то блестка! Второй раз видел, — сказал Алешка.
Бастрыков увлекся уже своим делом.
— Потише, сынок, окунь шум почует и уйдет. Хитрый, язва! — прошептал он.
Но Алешка был неумолим.
— Снова, тятя, блеснуло!
Бастрыков понял, что сын от него не отстанет, повернулся лицом к реке, уставился на воронку.
— Ну, что ты там увидел?
— Вон! Не то железка, не то стеклышко…
Бастрыков и сам уже заметил что-то блестящее, горевшее светлячком на воде, освещенной предзакатным солнцем.
— Сейчас, сынок, посмотрим. — Роман поднял свое удилище и, подобрав леску, концом начал разводить мусор. Блестка вспыхнула. Отец прижал ее слегка, осторожно повел на себя, перебирая руками по удилищу.
Когда блестка приблизилась к обласку, он нагнулся и взял ее, погружая руку чуть не по локоть в воду.
— Трубка! Смотри, сынок, трубка! — забыв о всякой осторожности, громко засмеялся Бастрыков. — И трубка-то хорошая, кто-нибудь из остяков потерял. Вот бедняга! И покурить теперь не из чего!
Бастрыков выбил из трубки воду, подал Алешке посмотреть.
— Тятя, ты знаешь, чья это трубка?! Ёська-остяк из нее курил. Вот посмотри, блестящее колечко. Точь-в-точь как у него.
Роман снова взял трубку, покрутил ее и так и этак.
— Походит! Помнится мне, у Ёськиной трубки вот такое же латунное колечко было…
— Уж это я точно, тятя, помню.
— Давай, сынок, мы ее высушим, а когда Ёська приедет, подарим ему трубку. Вот удивится! В Васюгане трубку нашли! Это все равно что отыскать иголку в стогу сена, — смеялся Бастрыков.
— Вот сюда, тятя, на дощечку ее положим. Она в момент высохнет!
Алешка не без торжественности уложил трубку на дощечку, которой он обычно прикрывал банку с червями, и поместил ее на среднем сиденье обласка.
— Ну, теперь, сынок, берись за работу. Окуни заждались нас, — насаживая червяка на крючок, усмехнулся Бастрыков, поглядывая на трубку и чувствуя какое-то смутное, неосознанное беспокойство.
Молча принялись удить. Но то ли потому, что они громко разговаривали и окуни действительно побоялись шума, а скорее потому, что кончилось время клева, рыбалка протекала вяло. Бастрыков вытащил пяток окуней, но это были мелкие окуни, величиной с ладонь. Три штуки таких же поймал Алешка. Крупные, увесистые окуни, ловля которых доставляет наслаждение и рождает в душе рыбака азарт, не брались за наживку. «Ах, черт их подери, что же они не хватаются?» — с неудовольствием думал Бастрыков, не привыкший терять время зря и намеревавшийся наловить окуней на уху для всей коммуны. Он то и дело посматривал на трубку и не понимал, что она-то и являлась причиной неудачной рыбалки. Секрет состоял в том, что ужение, как всякий промысел, требует сосредоточенности, не терпит посторонней мысли, а Бастрыков в этот вечер никак почему-то не мог отдать себя всего начатому занятию.