Митяй перебил Бастрыкова:
— Винтовка — вот что наводит меня на сомнение. Если она у него была одна, — ладно, разговора нет, но не верю я в его подписку: «Нижеподписавшийся Исаев Порфирий Игнатьевич заявляет, что никакого недозволенного оружия больше не имеет». Оружие у него есть! Голову мне отрубите на пороге, если не так!
Васюха выразил свое мнение еще более кратко:
— Что же получается? На Белом яру — советская власть и коммуния, а рядом живут, как при царе Николашке. Исаев обирает остяков, держит их под постоянной угрозой. Терпеть нам такое немыслимо.
— Как, Вася, по-твоему, убрать его с нашего пути? — спросил Бастрыков.
Васюха не успел и рта раскрыть, как в горячей запальчивости ответил Митяй:
— Имущество конфисковать в пользу коммуны. Порфишку расстрелять как заклятого врага советской власти. Остяков сселить в одно место, в Маргино, чтоб были под боком у коммуны!
— А по чьему решению все это сделать, Митяй? Даже до губисполкома неделя пути. Да и вряд ли губисполком сам пойдет на такие меры. Будет испрашивать центр, — Бастрыков посмотрел на Митяя с укором, подумал: «Горяч ты, как огонь, дружище, а только пойми: огонь слепой, он сжигает и хлам, и доброе дерево».
— По чьему решению? — возвысил голос Митяй, поблескивая при свете костра возбужденными глазами. — По общественному приговору коммуны. Каждый подпишет! Советская власть — власть народа. И никто, ни один трудовой человек нас за это не осудит.
— Нет, братуха, это не власть, а произвол, — твердо сказал Бастрыков. — Во время войны мы расстреляли Луку Твердохлебова, мы отомстили ему по законам войны. А теперь войны нету… она отодвинулась на Дальний Восток. Кто же нас одобрит за такие дела?
— Остяки, Митяй, не захотят сселяться в Маргино. Чуть их тронь — разбегутся по тайге. Они волю любят! — вступил в разговор молчаливый Тереха.
— Никак нам нельзя послушаться тебя, Митяй, — снова заговорил Бастрыков. — Ленин без устали твердит: советская власть — власть с законом. Ничего не делайте без закона. Беззаконие погубит революцию. Ты подумай, Митяй, что будет, если в каждом селе, в каждом городе, в каждой коммуне начнут устанавливать свои законы? Будет беда, неразбериха, начнется потасовка…
— Враг не спрашивает, Роман, есть закон или нет, а лупит нас, когда ему выгодно. А мы что должны делать? Молчать? — не сдавался Митяй.
— Зачем молчать? Отвечать врагу по нашему закону. Пусть знает: советская власть ни на шаг не отступит от закона, а закон у нее как штык — в сторону не согнешь. — Бастрыков вытянул свой долгий указательный палец и строго покачал им, как бы изображая этим незыблемость и штыка и закона.