тоже…
— Кто он?
— Неважно! Есть многое, Гримли, что непонятно нам с тобой — простым смертным. Есть люди, бродящие мыслями и делами куда выше нас. А мне больше всего хочется засунуть все это в один тюк! — И Том снова принялся перевязывать расходившуюся ткань.
Гримли еще раз вспомнил, как на него смотрела Эльза. В тот момент ему меньше всего хотелось понять то, что хотел объяснить ему отчим.
— Ты знаешь, когда Эльза едет назад в Мельде?
— Нет. Но я тебе уже сказал, выкинь эту дурь из башки! Она тебе не пара. И вообще, беги в кузницу и неси вещи. Все кроме оплужника. Его помогу тебе нести сам, а то надорвешься!
Боясь в очередной раз поругаться со стариком, Гримли выбежал из дома и зашагал прямо к кузнице. Улица была вся в движении. Из ворот дворов выезжали полные скарба телеги. В одних стройными рядами стояли бочки и бочонки с соленьями и вареньем, в других — пататы, капуста и те самые солнцеплоды Гурта. На площади дымился костер и пахло смолой. Там готовили факелы в дорогу. Ехать предстояло и ночью, и днем, не делая длительных остановок. Семь ночей отделяли их от Александрета, и добрую сотню факелов уже разнесли по повозкам. Закрывая лицо от чада, Гримли быстро забежал в кузницу.
Связав оружие вместе, он взял два лучших меча, в том числе посеребренный рыцарский, и засунул себе за пояс. Нагруженный неподъемной ношей, возвратился домой. Сел на ступеньки веранды, стараясь отдышаться и смахивая пот со лба.
— Я чуть не сдох, обожди, — отмахнулся он от просьбы отчима идти обратно. Но похожая на клещи рука Тома подняла его так, что плечо заныло от боли.
— Пошли за оплужником, — отрезал старик и быстро, как бы не замечая усталости пасынка, зашагал к кузнице.
Уже стоя на улице, придерживая оплужник ногами, Гримли заметил, как тщательно закрывал кузницу дядя Том. Так, как будто из нее что-нибудь можно было унести. А ведь там остались только неподъемная наковальня, камни в печи, ржавое ведро, старые клещи и прожженные фартуки.
Вернувшись домой, Гримли приподнял один из тюков. Он был необычайно тяжел.
— Дядя Том, что ты сюда напихал?
— Все инструменты, все. Мы уезжаем надолго, а может, навсегда.
— С чего это вдруг? Неужели вы с Еганом не сможете договориться?
— Ты не знаешь моего братца, а я знаю. Он вытрясет из меня последний сантим, если ему будет нужно. А про «прирезать» — это он врет, давит. Хотел, небось, еще тебя попугать.
— Может, стоит проверить? Вы странные оба!
— У тебя нет братьев, нет ни отца, ни матери! Так что не учи других! Лучше помалкивай, пока не получил по ушам! — осадил старый Том и зашелся кашлем.