— Ладно. Посмотрим, что покажут соседи. Что еще?
— Все данные в компьютере Приёр стерты. Невозможно получить доступ хоть к какой-нибудь информации. Жесткий диск отправлен в лабораторию.
— Интересно. А чем нам смогли помочь специалисты научно-технического подразделения?
Я заметил, что комиссар прислушался. Пот корками засыхал на его напоминающем сахарную голову затылке. Отвратительный, как гниющая на солнце помойка.
— Невидимого тут видимо-невидимо, — заметил технический специалист. — Повсюду отпечатков — как на Лурдской Богоматери. На спинках кровати, на комоде, на полу, на рамах. Зато мы не обнаружили ни волос, ни волокон или фрагментов кожи ни под ногтями жертвы, ни где-либо еще.
Свернутым в трубочку пластиковым пакетом для вещдоков он указал на металлический мобиль:
— Сооружение, при помощи которого ее истязали, — шнуры, блоки, крюки — отправится в лабораторию, как только я закончу детальное описание места преступления.
— Прекрасно. Каковы твои первые выводы, Сиберски?
Лейтенант воспользовался заданным ему вопросом, чтобы, приблизившись ко мне, отвести свой нос подальше от резкого запаха, исходившего от комиссара Пузана.
— Убийца с особым тщанием подготовил место преступления. Уединенно живущая, не состоящая в браке жертва, в момент его вторжения пребывающая в одиночестве. Он не скупился в выборе орудий. Дрель, болты, штыри, шнуры… Короче, полный набор для того, чтобы оборудовать себе «игровое поле». Громоздкий инструментарий, что подтверждает исключительность данного преступления. Ритм его вторжению задавали организованность, контроль и точность.
— Из чего это следует?
— Он не спешил. Мало кто из убийц может себе это позволить. Монтаж подобной системы, способ, каким он связал жертву, доказывают, что он в совершенстве владеет своими эмоциями, что никакой посторонний импульс не заставит его ускорить события или совершить ошибку.
— Например, сексуальное влечение… — Я поскреб подбородок. — Как ты думаешь, зачем он оставил дверь открытой?
— В классической ситуации я бы сказал, что причиной тому поспешность или оплошность. Но только не в нашем случае. По моему мнению, он хотел, чтобы тело обнаружили как можно раньше.
— Точно. А для чего?
— Ну… Не знаю… Чтобы доказать нам, что он нас не боится?
— Тебе знаком художник восемнадцатого века Ванлоо?[2]
— Пожалуй, нет.
— Шарль Амедей Ванлоо увековечивал на холсте преходящие детали нашей повседневной жизни, такие как мыльные пузыри, карточные домики, свет угасающего фонаря… Он придавал ценность этим обыденным вещам, удерживая их в прекрасной мимолетности. Что удивительного в рассыпавшемся карточном домике, лопнувшем мыльном пузыре или погасшем фонаре? — Я отодвинулся от окна, за которым неистовствовали последние яркие лучи заката. — Если бы мы обнаружили тело спустя несколько дней, нас бы вывернуло наизнанку от невыносимого запаха. Разложение сделало бы вид тела отвратительным, а возможно даже, останки сорвались бы с крюков и расплющились об пол. Полагаю, тогда эффект, ожидаемый нашим «художником», был бы испорчен.