Медленно наплывает крупный план, и прославленная прогулка заканчивается. Живая Шеба подходит к экрану, где ее юный двойник поднимается по ступеням в роскошный ресторан, осматривается и замечает за столиком Дастина Хоффмана — тот ждет, нервничает и, взглянув на часы «Ролекс» поверх пустого бокала, говорит экранной Шебе:
— Ты опять опоздала.
Голос Шебы экранной сливается с голосом Шебы живой, которая находится в библиотеке, в доме на Ист-Бэй-стрит, среди своих школьных друзей.
— Никто еще не жаловался… кроме тебя, — в унисон произносят обе Шебы первые свои слова в кино.
И снова комната взрывается аплодисментами. Шеба скромно кланяется. По окончании овации она замирает возле монсеньора и смотрит в его сияющее лицо, как в зеркало. Сколько я знаю Макса, он, попав в центр внимания, чувствует себя так же естественно, как Шеба. И ему, несомненно, нравятся знаки внимания с ее стороны. Эта сцена послужила бы прекрасным финалом представления, но поведение Шебы разозлило мою мать.
— Хватит, Шеба, — требует мать. — Ты уже покрасовалась, для одного вечера более чем достаточно.
Точно рассчитав паузу, Шеба говорит:
— Никто еще не жаловался… кроме тебя.
Осуждение моей матери, похоже, и злит Шебу, и заводит. Струна между двумя женщинами натянута до предела.
— Талант у тебя от Бога, — продолжает мать. — Но прославилась ты ролями шлюх.
— Мне предлагали роли — я играла. Вам больше понравилось бы, если бы меня нарядили в лохмотья и солдатские ботинки?
— Я читала про твою жизнь в Голливуде. И знаю, что у тебя был выбор. Как и все мы, ты от рождения наделена свободой воли.
Я обдумываю, как сменить тему разговора и разрядить предгрозовое напряжение в комнате.
— Мать, — говорю я, но голос мой еле слышен. — Я пытаюсь вспомнить синоним поделикатнее для слова «заткнись».
— Твоя мать у меня в гостях, Лео, — вмешивается Чэд. — Все мои гости имеют право на свободу слова.
— Подумать, как мило! Ты сам бы заткнулся, Чэд!
— Успокойся, Лео, — обращается ко мне Найлз.
— Не пора ли нам положить стейки на огонь? Чего мы ждем? — вступает Айк.
Но ни Шеба, ни моя мать не намерены останавливаться на полпути и хотят довести поединок до конца.
— Мать настоятельница, не одолжите ли прокладочку? Я свои в клинике Бетти Форд забыла, — говорит Шеба.
— Тебе надо рот вымыть с мылом, — кипятится мать. — Как ты смеешь говорить такие слова в присутствии монсеньора?
— Не забывайте, дорогая, я много времени провожу в исповедальне. — Монсеньор похлопывает мать по руке. — Меня трудно чем-либо смутить.
— Это всего лишь спектакль, мать настоятельница. — Шеба не сводит глаз с моей матери. — Великолепный спектакль. Откиньтесь на диване и наслаждайтесь игрой.