Глава 20
ЗМЕЯ ПОЛЗЕТ ЗИГЗАГАМИ
В начале ноября 1879 года к Абдуррахман-хану прискакал вестовой: его приглашали на совещание в резиденцию генерал-губернатора. Ехать было сравнительно недалеко, и вскоре сардар оказался в знакомом зале. Там уже собрались несколько военных. Из них афганцу был известен лишь один невысокий рыжеватый полковник лет тридцати — Куропаткин (сардару трудно было запомнить такую трудную фамилию, и он перевел ее на свой лад — «Кеклик», так в Ташкенте называли куропаток).
Когда вошел Кауфман, все встали. Обмениваясь с присутствующими поклоном, генерал-губернатор как-то по-особому взглянул на Абдуррахман-хана.
— Господа! — сказал он, когда все уселись. — В непродолжительном будущем исполнится десятилетие со времени прибытия в наши края дорогого сардара Абдуррахман-хана…
У сардара екнуло сердце: «Вот оно! Пробил мой час».
— Мы — радушные хозяева и с радостью отметим эту славную дату. Но все эти годы сардар проявлял острое и вполне объяснимое беспокойство по поводу происходящего у него на родине. Не желая подвергать такого достойного человека опасностям, мы рекомендовали ему не вмешиваться в эти бурные события…
Главному начальнику Туркестанского края не хотелось говорить об охватившей его тревоге, когда стало известно о низложении эмира Мухаммада Якуб-хана. Англичане явно вели дело к расчленению Афганистана. Они могли направить в соседние области на левобережье Амударьи своих ставленников либо (что было особенно нежелательно) попытаться оккупировать эти земли. Тогда позиции России в Средней Азии оказались бы под угрозой. Так не лучше ли опередить опаснейших конкурентов и поставить во главе этих областей человека, пользовавшегося русским гостеприимством? Тем более что прямой потомок эмиров Афганистана, Абдуррахман-хан был вправе законно претендовать на власть по крайней мере на северных территориях.
— …Но если наш гость еще не утратил желания помочь своим соотечественникам, к примеру в Чар-Вилояте, что ж, мы скажем ему, как и положено в таких случаях, «Худо-и хафиз!», «Да хранит вас бог!»
Генерал-губернатор не случайно упомянул эту провинцию. Именно она примыкала к Амударье и могла служить «буфером» между Туркестаном и теми афганскими областями, где, как представлялось, прочно закрепились британцы.
Абдуррахман-хану понадобилось все его самообладание, чтобы дождаться, когда Кауфман умолкнет. Он вскочил и с налитыми кровью глазами заговорил — тихо и не очень связно — на фарси, вставляя пуштунские, узбекские и даже русские слова: