На следующий день бухарцы подогнали три парома, или каюка. Неуклюжие плоскодонные суда, внутри которых стояла вода, не имели палуб; сколоченные из нетесаных, плохо прилаженных брусьев, они были скреплены двумя поперечными балками. Сходен не было, и погрузка заняла долгие часы.
Наконец приступили к переправе. В реку загнали лошадь. К ее поводьям привязали веревку, которую держали двое перевозчиков на носу парома: то был своего рода руль. Пока каюк добирался до противоположного берега, его изрядно сносило. На афганской стороне «корабль» приходилось заводить вначале на пять-шесть верст вверх по течению, чтобы он, следуя тем же способом в обратном направлении, попадал в нужное место.
На первый же паром Столетов посадил гонца, чтобы известить Шер Али-хана о приближении миссии.
Переправа затянулась. Солнце жгло неимоверно. От жары мало спасали легкие шатры, наспех сооруженные бухарскими провожатыми для генерала и его спутников. Доктор измерил температуру в таком шатре.
— Ну и ну! — воскликнул он. — Ни много ни мало — 42 градуса по Цельсию.
Из другого шатра донеслось замысловатое ругательство Разгонова.
— Что случилось, Николай Иосифович? — спросил своего ближайшего помощника Столетов.
— Как бы это помягче выразиться, Николай Григорьевич, — сердито откликнулся полковник. — У меня в саквояже совершенно расплавился весь запас стеариновых свечей и залил одежду…
— Стоит ли расстраиваться из-за подобных пустяков! Вы знаете, что говорил Саади о хладнокровии и самообладании? — и генерал, сидя под импровизированным зонтиком на прибрежном песке и внимательно наблюдая за погрузкой, стал утешать сомлевших от зноя коллег стихами персидского поэта, призывавшего «положить подушку терпения на ковер ожидания» либо «укрыться от непогоды неприятностей под радугой удовольствий».
— Саади-то Саади, да вот как мне с мундиром быть?! — не унимался Разгонов.
— Ну уже если вам не угоден Саади, то, быть может, Фирдоуси или Хафизу вы поверите? — улыбнулся Столетов и поразил соотечественников целым каскадом поэтических изречений на тему философского отношения к невзгодам.
…Весь отряд смог переправиться на тот берег лишь через день.
Посольство остановилось в ближайшем селении, куда вскоре прибыл эскорт, высланный эмиром: сто пехотинцев и двести всадников под начальством двух генералов. Старший из них носил звание кам-наиба, или помощника наместника.
Афганские воины — пехотинцы и всадники — отличались большим разнообразием одежды, отражавшей все цвета и оттенки солнечного спектра, равно как и богатство фантазии местных портных. Ярко-зеленые и коричневые, желто-синие и белые, красные и черные куртки, мундиры, жилеты, рубахи. Штаны — длинные и короткие, широченные и плотно облегающие ноги. Многие были босиком, остальные — в чувяках, сыромятных сапогах и полусапожках. Единственное, что в их обмундировании было одинаковым, — это кулохи, высокие, куполообразные шапки из мерлушки.