Он заметил, что отец, отсутствовавший несколько часов, возвратился озабоченный.
— Что-нибудь случилось, сардар? — С тех пор как отец получил чин корнейля, Гафур обращался к нему только так.
— Пока ничего, мой совар, — отшутился Файз Мухаммад. — Идем громить инглизи.
Однако на душе у него было неспокойно. Корнейль вернулся из селения Шамолгах, лежавшего в шести-семи курухах вверх по реке Фарахруд; там временно устроил свою резиденцию Аюб-хан. На совете у гератского правителя обсуждался важнейший вопрос: что делать дальше? Фарах был рубежом, покинув который, нельзя было не раскрыть своих намерений. Поэтому надо было срочно решать, куда идти: на юго-запад, к Систану, или на восток, к Кандагару. Третьего пути не было, разве что назад, в Герат.
На просторной веранде, затененной разросшимися виноградными лозами, правитель обсуждал с военачальниками порядок наступления. Каждый из них — Файз Мухаммад, Аминулла, Мурад Алим — доложил о состоянии находящейся под его началом части армии, и каждый из них практически говорил одно и то же: люди рвутся в бой. Сарбазы, совары, артиллеристы… Афганцы, таджики, хазарейцы, кизылбаши, джемшиды, фирузкухи… Забыты вражда и соперничество между палтанами — гератскими, кабульскими, мейменинскими, никого не надо подгонять, все идут вперед!
— Что ж. Тогда с помощью Аллаха — на Кандагар!
Отпустив толпившихся вокруг него вельмож, Аюб-хан еще долго сидел с корнейлями, тщательно продумывая роль и место их солдат в предстоящей битве.
…От Фараха дорога круто свернула на восток и, миновав гряду, прорезанную причудливым ущельем, вывела в суровую Баквийскую пустыню. То и дело путь пересекали ложа высохших рек, и ехавший вместе с Файз Мухаммадом проводник, уроженец Фараха, рассказывал, что в пору весенних ливневых дождей, выпадающих в окрестных горах, эти русла переполняются водой. Горе путникам, застигнутым наводнением. Не один караван погиб тут, и некоторые впадины носили имена тех, кого в пустыне захлестнули нежданно хлынувшие с гор потоки, несущие огромное количество камней и грязи.
Труднее всего было передвигаться, когда попадались участки, усыпанные острым, почерневшим на солнце щебнем. Впрочем, ненамного легче становилось, когда армия выходила к однообразным увалам. Казалось, какая-то неслыханная буря всколыхнула землю, и она застыла бесконечными волнами. Лошади и верблюды выбивались из сил, преодолевая увал за увалом.
В долине мелеющей и иногда даже пересыхающей к осени реки Хашруд Аюб-хан расположил армию на дневной отдых. От Фараха уже сделали семь переходов, вьючные и верховые животные устали, и их сразу отогнали к видневшимся неподалеку горам, где еще сохранились пастбища.