Представьте 6 девочек (Томпсон) - страница 16

. Но это в частной жизни, а когда бралась за перо, то проявляла внезапное и точное понимание, кто есть кто. “Леди Сибил Коулфакс не может существовать в реальности”>20 – типичное доя нее замечание в книжном обзоре. В опубликованном дневнике Дианы приводятся слова лорда Стратмора: дескать, будь у него ружье, он бы застрелил другого пэра за невежливый отзыв о королеве. “До чего же мы докатились, если у шотландского землевладельца в августе не оказалось под рукой ружья?”>21

Кстати, “шотландский” в этой фразе – Scotch (а не Scottish), что типично для “В”. Спор о “В” и “не-В” – вечное яблоко раздора во всех классовых вопросах. Подобные градации есть и в романе, но “В поисках любви” приглашает читателя позабавиться вместе, и это принципиально: та же вкрадчивая лесть, что и, например, в фильме “Четыре свадьбы и одни похороны”, где зритель тешит себя иллюзией, будто видит на экране собственную жизнь (включая празднества в замках). И напротив, эссе “Английская аристократия” обсуждает ситуацию в лоб и дает ясно понять, что шутить позволено только автору. Хотя это разделение не ею придумано (сами обозначения “В” и “не-В” принадлежат лингвисту Алану Россу), однако Нэнси, именно потому, что она принадлежала к этому классу, разожгла костер ненависти. Множество людей приняли к сведению ее строгие правила и в жизни больше не поминали “каминную полку”, но при этом она ухитрилась задеть их за живое. (“Могло бы найтись занятие поинтереснее, чем слушать по телевизору суждения этой снобки о классовых различиях”, – писала недовольная зрительница после появления Нэнси на канале Би-би-си.) И даже поклонники не были очарованы, как в ту пору, когда тетушка Сэди выражала мнение, что Саррей – неподходящее место доя сельского дома. Хорошо еще, что никто не читал письмо Нэнси, написанное в 1957 году после землетрясения в Мексике и успокаивающее Джессику насчет судьбы ее дочери: “Такие люди, как мы, никогда не погибают в землетрясениях, к тому же пострадало всего 29 человек, сплошь не-В”. “Подначивание” Нэнси бывало бесчувственным – она смягчала его, обращаясь к читателям, но не считала нужным делать это перед друзьями и тем более перед членами семьи. В наше время подобное замечание вызвало бы, пожалуй, не меньшее возмущение, чем дружба с Гитлером, но если бы Нэнси дожила до того, чтобы услышать такую критику, она бы отразила ее улыбкой, как отражала бурю, вызванную ее рассуждениями о “В” и “не-В”. Обвинения в снобизме и душевной пустоте градом сыпались на ее элегантную голову – и она выдержала их не моргнув глазом, как, не дрогнув, перенесла ее сестра Диана поношения, которые большинство людей едва ли смогло бы стерпеть.