Если бы все свелось к пошлой интрижке! Если бы обнаружилось, что есть кто-то третий. Он знал бы, что делать. Он не закрыл бы на это глаза, но хотя бы не знали другие!
А как быть теперь, когда весь завод узнал, что он теперь все знает? Удивительно, что его авторитет до сих пор был непререкаем… Или уважали как раз за то, что он ей будто позволяет? Теперь сделать вид, будто ничего не произошло, уже не удастся. Над ним будут потешаться все, кому не лень…
Так он будет еще долго и мучительно рассуждать сам с собой, а пока что смотрел, не в силах оторваться, чувствуя, как пересыхает во рту, следил за цветущим телом, то изгибающимся, то застывающим в чувственных позах, и тогда оно казалось очерченным по божественному лекалу.
Их разделяло не меньше пятнадцати метров тьмы и дождя, но ему чудилось, что он слышит ее прерывистое дыхание…
Наконец он оторвал взгляд и пошел к выходу, но вдруг что-то заставило его оглянуться. В другом конце коридора он увидел еще одного свидетеля своего позора, не замеченного раньше, вернее, его недвижный силуэт, приникший к окну. Складовский подошел ближе. Он узнал его. Конечно, это был Яша Горелик, которого он тоже вытащил из лагеря. Молодой ленинградский поэт, посаженный за антисоветскую деятельность… Его легко было узнать даже в темноте по знаменитой копне отросших вьющихся волос. Яша молитвенно, с обожанием смотрел на Надю, шевеля губами, и ничего другого в эту минуту не мог видеть или услышать. Складовский даже почувствовал себя уязвленным. Кто-то любит его жену сильнее, чем он, имеющий на то право… Кажется, он пересылал ей тайком, через вольнонаемных, свои стихи.
Сперва ей это льстило, потом стало раздражать. Она-то привыкла к грубым комплиментам и преувеличенным сравнениям, а тут было преимущественно малопонятное и незапоминающееся. И потому перед освобождением сожгла.
Она нехотя, вскользь рассказала о нем мужу. Мол, есть тут один поэт, прошедший школу трудового воспитания. Чуть живой остался. Неплохо бы его тоже пристроить куда полегче. Больно нежного воспитания. Краснеет до сих пор, как услышит матерное слово. Тогда Складовский не придал значения ее просьбе. А сейчас вдруг все вспомнил. И сразу стало не по себе.
Не пишет ли ей снова стишки? Теперь Яша работает в заводоуправлении, говорят, по-прежнему тайком сочиняет, во всяком случае, прячет бумаги в стол, если кто войдет, и мучительно краснеет… Очень трудно избавиться от вредных привычек, что и говорить, даже перевоспитание физическим трудом не всегда помогает, как оправдывался Яшин начальник.