Прошли годы. Ученик Марра академик Б.Б. Пиотровский вспоминал об обстоятельствах смерти своего учителя: «15 октября (1933 года. – Б.И. ) на заседании в Институте языка и мышления Н.Я. Марру стало плохо, произошло кровоизлияние в мозг, он долго лежал в больнице, а когда из нее вышел, то не тем активным и бодрым, каким был раньше…
В феврале 1934 г. Н.Я. выступал на пленуме Академии истории материальной культуры, но прочел лишь начало своей речи и покинул заседание. Трудно было примириться с “таким Марром”. Было ясно, что его ученики не смогут защитить яфетическую теорию, полную противоречий и гениальных догадок; по существу, это был конгломерат мыслей часто в неправильной внешней оболочке. Так оно и получилось» {288} .
Незадолго до смерти Марра, после того как у него произошло кровоизлияние в мозг, осенью 1934 года Правительство СССР наградило его орденом Ленина в связи с сорокапятилетним юбилеем начала научной деятельности {289} . Президиум ВЦИК присвоил звание заслуженного деятеля науки. Известно, что все наградные дела такого уровня контролировались лично Сталиным. Не исключено, что Сталин знал о плохом состоянии здоровья Марра и поэтому спешил придать его фигуре больше советской респектабельности, предполагая посмертно возвести его в высший ранг советских научных вождей. Буквально накануне официального дня рождения Сталина, а именно в ночь на 20 декабря 1934 года, Марр умер. Его торжественно похоронили на территории Александро-Невской лавры. Тогда потерю его для страны сравнивали с потерей «любимца партии» Кирова {290} . Б.Б. Пиотровский вспоминал: «В ночь с 19 на 20 декабря скончался Н.Я. Марр. Похороны его были торжественными и на высоком правительственном уровне. Гроб с телом Н.Я. Марра был установлен в Мраморном дворце, затем его везли на грузовике, украшенном красными флагами, в сопровождении военной охраны. Присутствовали члены правительства: Б.П. Позерн, П.Н. Королев. На кладбище был ружейный салют (троекратный)» {291} .
На могильной плите выбили высказывание покойного о том, что человек «умирая индивидуально, соматической смертью, не умирает общественно, переливаясь своим поведением в составе коллектива и творчеством в живое окружение, общественность. Он продолжает жить в тех, кто остается в живых, если он жил при жизни, а не был мертв. Коллектив живой воскрешает мертвых» {292} .
Об особом отношении довоенного Сталина к Марру очень красноречиво свидетельствует то, как он отреагировал на письмо Ф. Кипарисова, занявшего на короткое время место председателя Академии материальной культуры. В июне 1935 года Кипарисов с гневом писал Сталину, что вдове академика Ольденбурга выделили пенсию в 500 рублей, а вдове академика Марра всего 300 рублей. Он напоминал, что Ольденбург был близок к Керенскому и очень сомнительно вел себя по отношению к советской власти, а Марр всегда был верным большевиком и более выдающимся ученым. Закончил он свое большое письмо следующими словами: «Вся история может получить и некоторый политический оттенок в связи с тем, что кое-какие академические круги языковедов, теоретических и политических противников Н.Я. Марра, явно хотят взять сейчас реванш, ведя разговоры о том, что вместе, мол, с Марром умерла его пресловутая теория. Объективно ведь получается, что правительство сочло необходимым выделить Ольденбурга и поставить его выше Марра» {293} . На письме сохранилась резолюция: «Т. Молотову. Придется согласиться И. Ст[алин]». Ниже росписи: «За» – Молотов, Каганович и пометы, что т.т. Микоян, Андреев, Орджоникидзе, Ворошилов также «за». Сталин явно благоволил Марру.