В архиве Марра сохранилась переписка со значительным количеством выдающихся лиц эпохи; сохранились также следы его переписки с партийными и государственными деятелями, репрессированными в годы сталинского террора. Архивный фонд Марра – один из самых богатых по своему составу из всех известных мне персональных документальных собраний ХХ века. В нем насчитывается 5940 единиц хранения (для сравнения: в архиве Сталина несколько более 1700 единиц хранения). Особенно впечатляет его переписка, насчитывающая несколько сотен имен. В их числе письма «проклятых и забытых»: Н.И. Бухарина, А.И. Рыкова, А.С. Бубнова, А.С. Енукидзе, Л.М. Карахана, А.И. Корка, В.И. Невского, М.Я. Рафаила, А. Сванидзе, Н.И. Троцкой, С.Н. Быковского. В описи фонда указано, что переписка Марра с этими людьми была изъята (карательными органами. – Б.И. ) в один день – 10 февраля 1939 года, то есть спустя пять лет после смерти Марра и в самый пик господства языковедческой «школы» марристов, возглавляемой академиком И.И. Мещаниновым. Скорее всего, изъятие было связано с очередной чисткой в архивах деятелей революционной эпохи, проводившейся в связи с процессом Бухарина и его подельщиков. Н.И. Бухарин, который в конце 20-х годов был еще в полной политической силе и числился в союзниках Сталина, писал о Марре: «При любых оценках яфетической теории Н.Я. Марра необходимо признать, что она имеет бесспорную огромную заслугу как мятеж против великодержавных тенденций в языкознании, которые были тяжелыми гирями на ногах этой дисциплины» {86} . Но именно эта «антивеликодержавность» яфетической теории, которую точно подметил Бухарин, послужит главной, но скрытной причиной ее низвержения после Великой Отечественной войны. В своих работах и выступлениях Бухарин часто ссылался на Марра, поскольку «школа академика… дает историко-социологическую трактовку языка» {87} . Даже находясь в тюрьме, в своих предсмертных рукописях Бухарин помянул добрым словом лингвистическую концепцию Марра, поставив ее в один ряд с концепциями крупнейших философов и лингвистов своего времени. «Само мышление, как и язык – мы касались этого вопроса отчасти и мимоходом в другой связи, – писал он в камере на Лубянке, – есть социальный продукт. Еще в трудах Макса Мюллера, Лаз. Гейра и Л. Нуаре имелся достаточный фонд аргументов, которыми доказывалось происхождение языка и мышления из трудовой практики людей и процесс образования понятий брался именно в этой связи. Новейшие исследования по истории языка и мышления – в частности и в особенности, труды покойного академика Н.Я. Марра – дают огромный материал, подтверждающий эти положения» {88} .