Зайед и Муна дождались, когда шум немного улегся, после чего Муна повторила требования: никто не встает со своих мест, все делают то, что им велено. Если оба эти требования будут выполняться, никто не пострадает, пообещала она. Стюардесса пронзительным голосом повторила ее слова. Постепенно шум смолк. Не считая редких всхлипов, никто не издавал ни звука.
Затем Муна, с «Береттой» сорокового калибра в руках, медленно прошлась вдоль обоих проходов, пристально всматриваясь в лица пассажиров. Петра сидела в хвосте, в кресле 45K. От нее не скрылось, что по мере приближения к концу салона на лице Муны появилось нечто, похожее на панику. Где Юсеф? Где Миркас? Муна встретилась взглядом с Петрой. Обе сделали вид, что не знают друг друга. Закончив свои неудачные поиски, Муна вернулась в начало салона и что-то шепнула Зайеду. Тот исчез из вида.
Через десять минут самолет начал описывать широкую дугу влево.
В планы Петры не входило быть на борту самолета. Она намеревалась зарегистрироваться на рейс, так как, прежде чем сделать второй звонок, ей нужно было пройти паспортный контроль, но этим дело и ограничивалось. Садиться в самолет она не собиралась. Ее визит к Сирилу Брэдфилду был лишь дополнительной мерой предосторожности, страховкой против непредвиденных обстоятельств. Когда утром она, поцеловав Фрэнка, сказала, что ждет не дождется четверга, это была чистая правда. В душе Петра не сомневалась, что так или иначе к концу дня все завершится. Ведь если ее план сработает идеально, никто не пострадает, а террористы будут схвачены. Если же он сработает лишь частично, самолет, по крайней мере, не поднимется в воздух, и все его триста восемнадцать пассажиров, шестнадцать стюардесс и три члена экипажа останутся живы.
Так должно было быть. Так она планировала. Увы, еще даже не доехав до аэропорта Хитроу, Петра уже знала: все будет иначе.
Если самолет завтра не поднимется в воздух, погибнут четыре тысячи человек.
Петра отлично знала, что такое лжецы и ложь. Еще бы! У нее самой был богатый опыт по этой части. Сначала как Стефани, затем как Лиза и вот теперь как Петра – или же как Элизабет Шеперд, Марина Гауденци или Сьюзан Бранч, – она лгала как дышала. Более того, легко распознавала ложь других, видела, как и почему они лгут, знала разные способы ее применения. Ложь помогала ей выжить. Оберегала и защищала ее. Неудивительно, что Петра привыкла смотреть на ложь не с точки зрения морали, а с точки зрения принятия практических решений.
Внутренний голос подсказывал ей, что Марк Серра не лгал. Это был чистой воды инстинкт, и как только она уступила ему, ее убежденность лишь укрепилась. Петра поняла, что знала это с самого начала, и сопротивлялась лишь потому, что отказывалась в это поверить.