Так решил Джен Фу Чень и снова погрузился в медитацию.
* * *
Конь был молодой, горячий, на месте ему не стоялось. То сочная трава вдоль дороги, то пологий спуск к ручью привлекали его, и он тащил телегу в сторону. Хомут натер шею, конь недовольно фыркал, переходил на рысь, чтобы прохладный воздух обдул раны и прогнал оводов с шеи и спины. Так он дотянул телегу до Глухой Вильвы, реки, пересекавшей тракт. Моста не было, конь осторожно спустился к броду, с трудом наклонил шею, из-за упряжи едва доставая до воды. С другой стороны показалась подвода, медленно пересекающая реку. Вода доходила до ступиц: видать, по дну была настлана гать. Конь переступил копытами, настороженно повел ушами.
— Это что еще за явление? Подвода есть, хозяина нет. Али ушел куда по рыбу? — бородатый мужик на телеге остановился возле коня.
— Деда, а там человек лежит! — указала на подводу сидевшая позади него девушка в простом крестьянском наряде.
— Да где? Ах ты, помилуй мя! Неужто мертвяк? Что за дела, что за времена. Убивец на убивце сидит, кругом беззаконие. Не трожь его! Еще, поди, лихорадка какая!
Но девушка уже соскочила с телеги и подбежала к ничейной подводе.
— Деда, живой он. Дышит. Только раненый, вон кровища на сене, а раны перевязаны тряпицами.
— Ну и пес с ним, залазь обратно, поехали. Быстрее уедем — меньше грехов наживем.
— Ну, деда, как уедем! Он же умрет! Никого нет — подвода, стало быть, его. Раненый — может, лихие люди напали, их вон полно щас. Помочь надо. Мы же все равно к сродственникам сегодня поедем по пути, можем там его оставить. У них в селе и фельшар есть. Деда!
Дед перекрестился особым манером, широко да двумя перстами, вздохнул. Слез с телеги, привязал найденного коня за заднюю ручицу, взгромоздился обратно, строго посмотрел на девушку и тряхнул вожжами:
— Н-но-о!
Очнулся Василий Андреевич в незнакомом месте. Пахло ладаном, сырым деревом, дымом печи и паутиной. Головы поднять не смог: грудь и плечо сильно болели. Вверху потолок из скобленых досок. Повернув голову, увидел свет, пробивающийся из малого оконца. Застонал. Услышал голос молодой, звонкий, девичий:
— Ой, смотри-ка, глазоньки открыл, болезный! Ну, болит? Ой, и ковырял тя фельшар в селе, ножиком, ишо чем, а ты молчал, душа спряталась твоя. Давай-ко покушай молочка топленого, тока с-под печи.
— Где я?
— Ой, да у нас, в избе, знамо где.
— Кто вы?
— Я-то? Марья, Иванова дочь.
— Мне надо ехать, где моя телега, где конь? — Василий Андреевич вновь попытался подняться.
— Куды? Лежи давай, вона весь в дырках, из одной фельшар пулю выколупывал. Кровищи из тебя вышло — и так, и горлом — ведро. И версты не пройдешь такой. Телега твоя во дворе, а коня деда взял сено возить. Сена много нынче накосили по реке. Мужиков нету, на войне все. Деда их покосы на себя взял, бабам сено возит. Он у меня сердобольный, молится за всех, молельную избу содержит. Ну все, давай пей.