— Нет, немцы мне не нравятся. Когда они представляют счет, нельзя не пугаться. А когда не платишь по счету, они хватают тебя и бросают на какую-нибудь самую грязную посудину, чтобы ты отработал их нелепую стряпню. Она у них немногого стоит, но я всего лишь палубный рабочий, и мне никогда не заработать столько, чтобы пообедать в приличном немецком кафе. Я, наверное, никогда не стану достойным представителем среднего класса при таких заработках.
— Перестаньте болтать! — прикрикнул первосвященник. — Отвечайте, да или нет. Ничего больше. Хотите в Голландию?
— Нет, не люблю голландцев… — начал я, решив рассказать подробно, почему я их не люблю. Но рассказать мне не позволили.
— Плевать мне на то, любите вы голландцев или нет! — заорал первосвященник. — Это не наша забота. Любите вы их или нет, но отправитесь вы к голландцам. Во Франции вы бы устроились лучше всего, но вы не хотите туда. И Германия недостаточно хороша для вас. Тогда пойдете прямо в Голландию. Все, конец! Ради вас мы не станем перекраивать границы и заводить других соседей. Отправитесь в Голландию, и не смейте возражать! Радуйтесь, что так дешево отделались…»
Знакомые, очень знакомые слова.
Когда-то боцман переписывал их на машинке «Рейнметалл».
Теперь американо, подобравший приятеля Вольфа в порту, был знаменит.
Имя Бруно Травена (такое имя стояло на обложке) знали во всем мире. Романы «Проклятье золота» (1928), «Сборщики хлопка» (1931), «Корабль мертвых» (1934), «Сокровище Сьерра Мадре» (1935), «Мост в джунглях» (1938), «Восстание повешенных» (1938), «Поход в страну Каоба» (1958) были переведены на тридцать семь языков и расходились миллионными тиражами. Правда, при всей этой невероятной популярности, сам писатель в течение многих десятилетий оставался загадкой.
«Я не понимаю, — писал он немецкому издателю „Корабля мертвых“, — почему поднимается такая шумиха вокруг популярного писателя, не понимаю, почему читатели стремятся узнать, в какое время он встает, что ест, курит ли, ест ли мясо, играет в гольф или покер, женат он или холост. Я только работник, такой же, как и все. Создатель наделил меня способностью писать книги, и я обязан писать их, как был бы обязан выращивать хлеб или производить бумагу для своих книг. В этом смысле я не более значителен, чем типографский рабочий, набирающий мою книгу, или рабочий, производящий бумагу для нее. И не более значителен, чем переплетчик моих книг, или женщина-упаковщица, или уборщица типографии. Без их помощи и самоотверженного труда читатели никогда не получили бы моих книг, как бы превосходно они ни были написаны. Но я ни разу не слыхал, чтобы читатель мечтал получить автограф именно от переплетчика или от женщины-упаковщицы. Конечно, моя жизнь не разочаровала бы читателей, но она касается только меня, и я не желаю говорить о ней».