Закат и падение Римской Империи. Том 1 (Гиббон) - страница 71

Говоря о введении императорской системы управления, мы не раз умоминали о ее искусном основателе, называя его хо­рошо известным именем Августа; но это имя было дано ему только тогда, когда заложенное им здание было почти впол­не окончено. Он носил имя Октавиана и происходил из не­знатной семьи, жившей в маленьком городке Ариции. Это имя было запятнано кровью, пролитой во время полити­ческих казней; и он очень желал - если бы только это было возможно - изгладить воспоминания о своей прежней жизни. Благодаря тому что он был усыновлен диктатором, он при­нял знаменитое имя Цезаря, но он имел достаточно здравого смысла, чтобы не надеяться, что его будут смешивать с этим необыкновенным человеком, и чтобы не желать никаких с ним сравнений. Сенату было предложено почтить главу го­сударства новым наименованием, и после серьезных прений выбор остановился на имени Август, потому что оно всего лучше выражало миролюбие и благочестие, которые он по­стоянно старался выказывать. Таким образом имя Август сделалось личным наименованием, а имя Цезарь - фамильным отличием. Первое, естественно, должно было умереть со смертью государя, которому оно было дано, а хотя последнее и поддерживалось путем усыновлений и брачных союзов, все-таки Нерон был последним императором, который мог заявлять притязания на честь происхождения от рода Юли­ев. Тем не менее, когда он умер, столетняя привычка нераз­рывно связала эти два наименования с императорским досто­инством, и эта связь поддерживалась длинным рядом монархов римских, греческих, французских и германских со вре­мен падения республики до настоящего времени. Впрочем, вскоре возникло различие между этими двумя титулами: священный титул Августа сделался исключительной принадлежностью царствующих государей, а названием Цезари стали обозначать его родственников; по крайней мере со вре­мен Адриана это звание было присвоено второй особе в госу­дарстве, считавшейся наследником императора.

Почтительное отношение Августа к свободным учреждени­ям, которые он сам уничтожил, будет для нас понятно толь­ко тогда, когда мы внимательно изучим характер этого хит­рого тирана. Холодный ум, бесчувственное сердце и трусли­вый характер заставили его, когда ему было девятнадцать лет, надеть на себя маску лицемерия, которую он впоследст­вии никогда не снимал. Одной и той же рукой и, вероятно, с одним и тем же хладнокровием он подписывал и смертный приговор Цицерону, и помилование Цинны. Его добродете­ли, даже его пороки были поддельные, и, сообразуясь с тем, чего требовали его личные интересы, он сначала был врагом римского мира, а в конце концов сделался его отцом. Когда он создавал хитрую систему императорского управления, его сдержанность была внушена опасениями. Он хотел обмануть народ призраком гражданской свободы и обмануть армию призраком гражданской системы управления.