Старуха посмотрела на девушку полными боли и слез глазами.
– Иди, – прошептала она, – спи и ничего не бойся. Завтра я куда-нибудь уйду. Не знаю куда, но знаю, что именно завтра.
Таня вылезла из ванны, подошла к несчастной старухе, желая хоть как-то утешить ее, и сказала:
– Все будет хорошо. Обещаю.
Она впервые обещала что-либо привидению и понимала, как глупо это звучит, но слова сами сорвались с ее губ.
– Ты хорошая, – произнесла старуха, – надеюсь, Сережа тебя не обидит.
Сказав это, гостья стала таять в воздухе так же стремительно, как и появилась здесь. Сперва зазвучало шипение, потом утихающий свист. Перед тем как окончательно пропасть, она попросила:
– Можешь убрать иконы со стен, а то от них жар еще сильнее. Глядят на меня святые и видят, какая я грешница. Больно…
Таня не спеша покинула ванную. В «сталинке» было тихо, только еле слышно похрапывал Сергей. Коридор больше не казался ей мрачным, и она подумала, что нашла парня с неплохой жилплощадью. Небольшой ремонт – и квартира засияет. Чувствуя себя как дома, она зашла в спальню, взяла с полки икону с Иисусом и, подумав, засунула ее под матрас дивана. Потом сходила на кухню и сняла со стены потемневшую иконку со Святой Троицей. Спрятала ее за газовую печь и, шаркая бабушкиными тапочками, вернулась к Сереже. Она уже легла в кровать, когда вдруг вспомнила про газетную вырезку с Николаем Чудотворцем. Встала, нашла в желтом фонарном свете вырезку и сорвала с булавки. Поколебавшись, она скомкала бумажку в шарик и забросила под батарею. Невольно улыбаясь, она устроилась рядом с Сергеем и ощутила плечом его теплую, ровно дышащую спину.
«Все будет хорошо, – подумала Таня, засыпая. – Каждый имеет право быть замеченным, чтобы он ни делал в своей жизни раньше. Каждый имеет право на свечечку в церкви».
Она проснулась посреди ночи от чавкающих звуков. Старуха сидела на Сергее и пожирала его лицо. Голова парня была повернута в сторону, и на ней все казалось желтым: и текущая из глазницы густая масса, и вырванная щека с оголившимися резцами, и откушенный наполовину нос. Старуха оторвалась от своего кровожадного занятия и посмотрела на Таню красными глазами. Девушка даже не успела пошевелиться: лапа с четырьмя желтыми когтями, каждый размером с лезвие перочинного ножа, придавила ее к постели. Другая лапа сдернула одеяло. Таня попыталась крикнуть, но старуха стиснула ее губы, шершавый коготь скользнул между зубов и рассек язык. Рот наполнился соленым устричным вкусом. Обезумевшая Таня смотрела, как старуха тянет свою клешню к ее животу. Когти оставляли на коже глубокие порезы, и постель стала набухать красным.