На вынутом из портфельчика электронном планшете высветились прямоугольники с нанесенными неприятными текстами. Так и было обозначено, как сказано: «группа», «умысел», «при исполнении».
На втором скриншоте был тот же, только увеличенный, прямоугольничек с надписью «группа», но в него впивались три острые стрелки, на концах которых тоже были прямоугольники с текстом.
Атакующие стрелки имели следующие обозначения: «дурачок», «общие цели», «взаимовлияние».
– Что за красоты? – заинтересовался Томский.
Багров тоже глядел на экран внимательно.
– Второго парня Анна Ивановна все время называет дурачком. Похоже, это не фигура речи, а физиология. И ему только-только исполнилось восемнадцать. Если доказать несоответствие возраста интеллектуальному развитию, есть такие экспертизы, то парень станет несовершеннолетним, а возможно, и вообще не отвечающим за свои действия. Удар и по «группе», и по «умыслу».
– И затягивание процесса, – с одобрением сказал Багров.
– А это вам надо? – усомнился Волик. – Торчать в какой-то деревне под Архангельском.
– Почти ночь от Архангельска на поезде ехать, – уточнил Олег.
– Тем более. Зачем затягивать?
– Затем, что суд показательный. Прокурор из Архангельска, судья из Архангельска. Конвой тоже не местный, хотя их мнение роли играть не будет.
– Вот, может, и поторгуемся: мы не удлиняем вам процесс, а вы не удлиняете нам сроки.
Блоки «умысел» и «при исполнении» на следующих скриншотах также были атакованы несколькими стрелками. Но рассматривать их уже не стали, опасаясь, что музыканту-математику Марине и без того скучно с юристами-юристами.
Тем более что трапеза подошла к десерту.
Волик аж глазки узкие прикрыл от подвалившего счастья. Тут и невесомое безе, и все тот же классический, но совсем не магазинный наполеон, и роскошный, облитый черным шоколадом, коричневый тортище из первоклассного какао. Томскому явно хотелось сожрать все, причем немедленно.
Но не тут-то было.
Марина, как бы между делом, не акцентируя, отодвинула от избранника все тарелки и столовые приборы. А вазочку с нарезанными свежими фруктами, наоборот, придвинула. И выделила из ранее зажатых столовых приборов изящные, под серебро, ложечку и вилочку.
– Кушай, милый, – ласково сказала она.
Ах да, еще нежно погладила Волика по пухлой руке.
И – о чудо! – Волик смирился!
То, что не смогли сделать за многие годы самые дорогостоящие врачи-диетологи и даже всесильная Валентина Семеновна, похоже, с легкостью делала худенькая и очкастенькая виолончелист-математичка.
Даже Багров, не одобрявший смешение увлечений с работой, уважительно посмотрел на девушку.