– «Слышь, эксперт!» – раздался от входа в кубрик недовольный голос боцмана. – «Ты уже минут несколько, как должен вахту у трапа нести, а не лабуду свою обычную». Рыжий без лишних напоминаний взбежал наверх по железным ступенькам трапа, ведущим из матросского кубрика на верхнюю палубу. Я не так быстро, но последовал за ним, чтобы переговорить с Устинычем. Он отдыхал, присев на деревянную скамью установленную на время ремонта на главной(она же промысловая)палубе. Увидев меня, боцман встал и пошёл к себе, в каптёрку под полубак. Я направился следом без особого приглашения. Да оно и не требовалось. Мы, за время нашего не такого уж длительного, но насыщенного бурными событиями знакомства, научились понимать друг друга без лишних слов.
– «Ну, что сказать?» – начал Устиныч, едва присев на деревянную баночку[14] собственной постройки. – «Как и предупреждал нотариус, оглашение завещания по желанию Верманда было раздельным. Состояло это самое завещание из двух частей. Одна из них уже давно хранилась у юриста на случай внезапной кончины Варда. Огласят её по прибытии кого-то там из близких родственников. Моя же часть была передана мне уже сегодня – это ключи и код к ячейке в местном банке. Всё оформлено на предъявителя – достаточно указать код банковскому служащему. Вард в своём письме официально заявил меня, как правообладателя этих самых ключей и кода. Так-что, Паганюха, в очередной раз без меня меня женили.
Ведь он всего-то и попросил при нашей последней встрече: „Если будешь в Трамсё, то сделай одолжение – отнеси этот конверт моему нотариусу по указанному адресу“.Ну вот я и отнёс, как не выполнить последнюю волю человека, которому мы все жизнью обязаны. Кстати завтра вместе с тобой и пойдём в этот самый банк – ячейку вскрывать, а то мне одному как-то тоскливо со всем этим возиться. Надеюсь тебе не надо пояснять, что обо всём этом, до поры, кроме нас с тобой никто знать не должен? Ну а после, посмотрим по обстоятельствам. Ну это всё завтра, с утра. Сейчас пока есть время давай-ка ещё вардовские дневники почитаем. Я как в прошлый раз буду переводить, а ты записывай – потом приведёшь всё в удобочитаемый вид. О такой судьбе, как у этого человека роман писать можно. Вот тебе, малой, карандаш и бумага. Пиши, Лев Толстой!»