— М-м-м…
— Не слышу, скажи громче!
— Зачем вы ко мне с дурацкими вопросами лезете? — вспылила я, мгновенно вспомнив, кто кому кто. — У внука своего спрашивайте!
— У какого внука? — прикинулась слабоумной Роза Федоровна.
— У блудливого!
Лерка гнусно захихикал и улизнул в комнату. Я оглушительно чихнула и пошла-поехала, остановилась где-то на десятом «апчхи», — многозалповый чих обычно случается со мной от расстройства.
Бабка подсела ближе, сунула под нос салфетку.
— Будь здорова, Ириша… Думаешь, не понимаю? Думаешь, я через это не прошла? Сволочь Вовка. Плюнь на него. Плюнь — и разотри! Я — за тебя. Не потому, что у тебя живу… Ты скажи — я к дочери уеду, если хочешь… Только я ж к тебе привыкла, как к родной, и счастья тебе хочу… Я же, Ириша, теперь не могу без тебя!
Так я услышала самое странное в моей жизни признание в любви.
…Вот и все.
Внучке вчера исполнился годик. Я, с одной стороны, бабушка, с другой — свободная незамужняя дама, сама себе руль и ветрила. И этим дорожу. С отпускных купила шубу. Правда, не норковую — каракулевую и с рук, но почти совсем не ношенную. Летом родился брат моих детей, дядя моей внучки, сын моего бывшего мужа, внук бывшей свекрови, новый правнук нашей бабки, а мне никто.
На Вовку я плюнула по совету Розы Федоровны. Прямо в лицо, когда случайно встретила в автобусе. Наслаждение получила термоядерное! Жаль, людей было мало.
Время от времени к нам в гости приходит сантехник Николай с неизменной бутылкой «Мукузани». Сын Галины Анатольевны, хороший человек Иннокентий, помог нам с ремонтом. Один коллега недавно сделал мне предложение. Но он тоже разведенный, и я еще посмотрю. И потом, как я объясню ему Розу Федоровну? Ведь не поймет!
Живу я замечательно, делаю что хочу, хожу куда хочу, покупаю что хочу, не плачу уже миллион лет… Как говорится, не дождетесь!
P. S. Вот только абрикосовый компот я теперь ненавижу.
Снова на улице идет снег. Сугроб за окном улегся белым медведем, обнял заснувшее крыльцо. Я выхожу во двор. Снегопад как будто притормаживает, пододвигается, давая мне место, словно принимает. Стою одиноко в нижней чаше песочных часов, ловлю снежинки и убеждаюсь в вещественности времени. Не хочу верить ладони, пустой и мокрой, будто только что отнятой от плачущего лица.
Дорога вилась по распадку между холмами, волнистой линией соединенными в синеве вершин. Отшлифованные колесами полосы били в глаза искрами и бежали навстречу, завораживая глаз обманчивой бесконечностью движения. Каждый поворот открывался новым, никем не написанным пейзажем: причудливым нагромождением обвала, щедро залитой солнцем прогалиной в сквозном перелеске, и хотелось крикнуть: «Остановись, мгновенье!» Водитель что-то вполне музыкальное насвистывал под аккомпанемент мотора. Настроение Юрия пело в унисон весне и тому невероятному, таинственному, что ждало в деревушке, затерянной в продутой мартовским ветром тайге. Слегка волнуясь перед встречей, Юрий снова и снова перебирал в уме содержание председательского письма, которое запомнил почти наизусть.